Призрачно всё

Бондарь Олег Никитович

Вместе со мной из вагона вышло человек пять. Не успел последний пассажир коснуться ногой земли, как тепловоз издал длинный гудок, проводник поспешно выбросил недокуренную сигарету и на ходу вскочил в резво убегающий вагон.

У здания вокзала горела одинокая лампочка под металлическим козырьком. Порывами ветра ее раскачивало, и по перрону метались суетливые тени.

С надеждой на горячий кофе пришлось распрощаться сразу, едва я подошел к двери вокзала, если, конечно, этим словом можно назвать невзрачную халупу с облупленными стенами и непрозрачными от скопившейся

вековой грязи стеклами. Висячий замок убеждал в том, что ночь, какой бы ненастной она не была, придется коротать на улице.

Мои растерянные попутчики сгрудились под нешироким карнизом, который почти не защищал от моросящей влаги.

Свет от фонаря едва достигал скромного убежища, от чего становилось еще неуютней и тоскливей.

Мне под козырьком места не нашлось, да я туда и не стремился. До рассвета оставалось часа три, на ногах бы не выстоял.

Влад — порядочная свинья, мог бы и встретить. Однако, судя по тому, что рассказала Наталка, ему и мысли такой в голову не пришло.

Я перекинул лямку сумки через плечо, тяжелая зараза, и не торопясь (куда спешить?) двинулся в обход здания. За углом — тьма тьмущая, здесь же заканчивался и асфальт. Я поскользнулся, едва не свалился в лужу и повернул обратно.

С противоположной стороны было светлее. Бетонная лестница со сломанными перилами вела вниз, рядом с ней блестела размокшая протоптанная дорожка. Внизу горели сразу два фонаря, небывалая роскошь и вызов цивилизации.

Спустившись по лестнице, я оказался на вымощенном брусчаткой пятачке, вероятно, привокзальной площади, по ту сторону которой находилась стандартная будка автобусной остановки.

Дождь припустил сильнее, холодный, неприятный. Порывы ветра подхватывая капли, швыряли их в лицо.

Бегом я пересек площадь и спрятался в бетонном кубе автобусной остановки. Здесь преобладали сырость и грязь. В нос шибануло запахом мочи, экскрементов, но пришлось смириться. Из двух зол выбирают меньшее.

От лавочки у задней стены осталось лишь воспоминание в виде металлического уголка, проржавевшего и, отнюдь, не стерильного. Тем не менее, я счел его благом, примостил сумку и, подстелив носовой платок, присел сам. Сначала крепился и не решался прислоняться к стенке, но потом плюнул на условности, устроился удобнее, глаза сомкнулись, и на какое-то время дремота сгладила внешние неурядицы.

Сон не был глубоким. Я слышал, как шлепают капли дождя, как ветер шуршит еще не опавшими с деревьев листьями. Иногда холодные брызги залетали внутрь и орошали лицо, но скопившаяся усталость все же дала разрядку телу, включила некий предохранитель и теплым коконом оградила от внешнего дискомфорта.

* * *

Не знаю, долго ли я пребывал в этаком состоянии полудремы? Сном его не назвать; сознание лишь на мгновения проваливалось в забытье. Я осознавал, где нахожусь, звуки ненастья фиксировались слухом, тело со временем все больше дрожало от переизбытка влаги. Лишь временами накатывающие видения, позволяли отвлечься от жалости к себе, да и то, не полностью, а как-то наполовину.

Не единожды я посылал мысленные проклятия в адрес школьного товарища. Иногда пытался вспоминать о приятном: о Наталке, о том, как прекрасно складываются у нас отношения. Только хорошее и приятное в голове не удерживалось.

С одного из таких провалов выдернул меня раздавшийся рядом звук хлопнувшей автомобильной дверцы.

Казалось бы, экая невидаль. Только глушь, в которой я оказался, что-то перевернула в сознании. И даже наличие автобусной остановки почему-то почти не ассоциировалось с транспортом. Преобладала уверенность, что поселок вымер давным-давно. А вымощенная брусчаткой площадь, здание вокзала — всего лишь безмолвные памятники канувшей в века эпохи, наподобие римского Колизея. Поезда прибывают сюда из иного мира и, остановившись по привычке, тут же убегают обратно.

Ну и мысли!

И, тем не менее, стук автомобильной дверцы, естественный в привычной, нормальной обстановке, вынудил меня подскочить. Я едва не свалился с неудобного сидения. Дремота испарилась, но сознание прояснилось не сразу.

Мысли еще путались в лабиринте бессвязных ассоциаций, когда снаружи бетонной коробки послышался звук шлепающих по лужам шагов. Мгновенье спустя длинная тень наискосок пересекла замызганный пол моего временного убежища. Она была настолько громадной, что не помещалась на полу, сворачивала на стену и полностью заслоняла бледный свет горящего на противоположной стороне площади фонаря.

Хотя…

От фонаря, едва способного пробить завесу моросящей пыли, тень не могла быть настолько отчетливой и идеально черной. Да и света в моей конуре после пробуждения стало больше.

Вот балда! Это же свет от автомобильных фар.

— Ба, да здесь, никак, привидения завелись. Мужик, не спи, замерзнешь.

Нормальный человеческий голос, громкий, насмешливый, показался мне иррациональным, но, тем не менее, сразу же привел в чувство и навел порядок в мозгах.

— Ты кто? — спросил визитер, которого я никак не мог рассмотреть. Мои глаза различали лишь нечеткий силуэт.

— Приезжий, автобуса жду.

— Ха! — изумился собеседник невидимка. — Вася, ты слышишь? Вот наивняк. Да здесь автобус появляется раз в неделю и то по большим праздникам.

— Что к человеку привязался, — ответил ему хриплый голос. — Делай свое дело, и — поехали. Мне некогда ждать.

— Да уймись ты, торопыга, подождет твоя Машка. Или боишься, что воспользуется отсутствием мужа?

Его собеседник ругнулся и умолк.

— И куда путь держишь? — снова обратился ко мне силуэт.

Я едва вспомнил название населенного пункта. Наталка написала его на листочке, только в такой темнотище доставать шпаргалку бессмысленно.

— В Каменный Брод.

Уверенности в моем голосе не было, мог и напутать. Каменный или, какой там еще может быть брод? Но, наверное, угадал.

— Вот, блин! Так это километров пятьдесят пилить, если не больше.

Я промолчал. Мне нечего было сказать. Его слова о расписании местного общественного транспорта озадачили. Такого подвоха я не ожидал.