Призрачно всё
Шрифт:
— Вот смотри, — он, как и раньше, умостился в кресле, покосился на фляжку, которую я не удосужился закрыть, но ничего по этому поводу не сказал. Развернул фолиант, точнее, фотоальбом, и я увидел пожелтевшие черно-белые снимки.
— Влад, — запротестовал я, — сейчас не время обсуждать родословную. Скажи лучше, как из вашей глуши до вокзала добраться.
— Самое время, Славик, — как-то уж очень ласково и покладисто молвил он. — Самое время, ибо в недрах этого альбома, может и не за семью печатями, сокрыта заветная, тайна, которая не дает тебе покоя. Я мог бы все и так объяснить, но ты не
Без всякого желания, я посмотрел на снимок. Крохотная малышка в колготках не по размеру, вязаной кофточке и смешном чепчике на голове. За ее спиной мальчик, почти юноша, мордатенький, крупный. В нем я сразу узнал Влада.
— Ну и… — спросил, хотя тень догадки уже зародилась в глубинах подсознания.
— А то… — передразнил меня Влад. — Это я, а это — Натаха. Она мне сестра. Родная! — добавил с нажимом.
Свет померк перед глазами. Я не знал, как реагировать: прыгать от счастья или тут же на месте сгореть со стыда. Вместо этого, почувствовал странную слабость: ни радости, ни огорчения. Слишком много растрачено эмоций, чтобы я мог как-то реагировать.
— И ты молчал?
— Откуда же я знал? Думал, если ты с Наткой так близко сошелся, она все сама рассказала. Вот еще партизанка на мою голову…
— Но как же… Ведь она убеждала меня, чтобы я не связывался с тобой, что ты не вызываешь доверия…
— Ха! — напряжение спало, и он снова стал прежним Владом, которого я знал, нет, не со школьных времен, а с нашей недавней встречи. — Она — умничка, моя сестричка. Она изучила тебя, как облупленного. Знала всю подлючесть твоего характера. Ты считаешь себя непредсказуемым, считаешь, что тобой нельзя манипулировать. На самом же деле твой дух противоречия дает уникальную возможность использовать тебя. Хорошо хоть недруги не додумались. А Наталка сразу смекнула: если тебя уговаривать, ты сто раз подумаешь, стоит ехать или нет? А так, зародила тень сомнения, и ты, как кролик, сам в печку полез…
Я не знал, обижаться на такие откровения или не стоит. Не хотелось соглашаться с услышанным, но доля истины в словах Влада присутствовала. Недавно я и сам пришел к такому же выводу. Да и надоело обижаться…
Я лишь обреченно махнул рукой, а Влад, перехватив, мой взгляд, с готовностью потянулся к фляжке.
— Не передумал уезжать?
— Уговорил. Побуду немного.
Глава шестая
Пора завязывать пить. Больше ни грамма! Выстраданная ночью мысль к утру укрепилась, и я почти поверил, что не отступлюсь от нее.
А ночка выдалась еще та. Заснуть не удалось, слишком много скопилось в голове, порядок в черепушке наводился с трудом, и я проворочался до утра. Можно сказать, промучился, хотя ощущения были сносными: ни тягостного похмелья, ни физической усталости. Когда уже начало светать одолела полудрема, но в полноценный сон не переросла. И виной тому были не мысли, а нечто прозаичнее. Пришлось вспомнить, что со вчерашнего утра ничего не ел. И если раньше о еде почти не думал, не до того было, то теперь, когда душевные страсти улеглись, желудок во весь голос заявил, что не собирается работать вхолостую.
Но я не сразу ему уступил. И не из-за духа противоречия, о котором Влад все уши прожужжал. Вспомнилось собственное недостойное поведение, я так и не знал, кто притащил меня в комнату, не сам же дошел? Скорей всего, Иннокентий Вениаминович, простите, Кеша. А если так, меня, наверняка, видел кто-нибудь из домашних, и мнение обо мне сложилось не наилучшее. Стыдно…
Я долго отмокал в ванной, не торопясь, побрился, причесал непослушные волосы, побрызгался одеколоном, натянул свежие джинсы и чистую рубашку. Не денди лондонский, но и не бомж подзаборный.
Часы на стенке показывали половину седьмого. За окном радовало чистое небо с оранжевой полоской на горизонте.
Коридор встретил сонной пустотой, так же пусто было на лестнице и в холле. В доме — тишина, обитатели досматривали самый крепкий утренний сон.
Влад накануне сказал, чтобы я не церемонился, званых обедов или завтраков, типа того, что был устроен в мою честь, больше не намечалось, и каждый подкреплялся самостоятельно. Благо, дорога на кухню никому не заказана.
Миновав столовую, я вошел в бар, равнодушно скользнул взглядом по ряду бутылок, притаившихся за узорчатым стеклом, и направился к кухне. Возле плиты на низеньком стульчике, раскорячив ноги, сидела грузная женщина в синем халате и спрятанными под платком волосами. С синхронностью автомата она чистила картошку и бросала ее в наполненный водой таз.
Я поздоровался. Она отвлеклась, покосилась на меня, что-то промычала под нос, а потом буркнула более внятно, чтобы я разобрал:
— Чего не спится…
Не вопрос, скорее — упрек.
— День уже, — я улыбнулся, пытаясь создать о себе хорошее впечатление.
— Для кого день, а кому ночь только начинается, — молвила непонятно и снова занялась картошкой.
Я захватил из хлебницы булку, в холодильнике нашел сыр и масло. Как для легкого завтрака, сойдет. Душа требовала чего-то существеннее, но, судя по всему, существенное появится не скоро.
Перенес все на столик, включил кофейный аппарат. Прежде чем прикрыть дверь, чтобы наглухо отгородится от неприветливой старухи, мой взгляд снова наткнулся на плащ.
— Интересный фасон, кто здесь такое носит?
Ответа, как и следовало ожидать, не услышал. Повариха даже не обернулась, она была всецело увлечена чисткой картофеля.
На улице свежо, но день обещал быть солнечным. Небесное светило показалось над горизонтом и ласкало землю косыми, пока еще едва теплыми лучами.
Я поежился, но возвращаться за курточкой поленился. Усыпанной гравием дорожкой дошел до массивных запертых на замок ворот и двинулся вдоль прутьев забора, вырастающих из выложенного с камня фундамента. Вскоре наткнулся на узенькую калитку и оказался за пределами поместья.
Дорога от ворот уходила влево, но я предпочел ей едва заметную тропинку, которая петляя, огибала деревья и уводила невесть куда. Тропинка не успела просохнуть, кое-где встречались лужицы. Обутые в кроссовки ноги скользили по вязкой кашице, трава цеплялась за джинсы и смачивала их росой. Не лучшее время для прогулки, но возвращаться не хотелось.