Призрачный престол
Шрифт:
Чародей принялся таять, и бесследно исчез прежде, чем клинки, вновь занесенные, Колдером и женщиной в вуали, успели бы его коснуться. После исчезновения волшебника остался лишь черный туман, черными щупальцами стремительно растекавшийся над полом. Туман вился не выше колена, густой и плотный, и быстро распространялся по всему помещению, вплоть до дальних углов. Чувствуя усилившуюся тревогу, Дэрри перекинул арбалет в левую руку, правой покрепче взявшись за меч.
– Проклятье, он развоплотился! – крикнула женщина в вуали.
– Простите, что он, сударыня, сделал? – повернулся
– Развоплотился, – повторила женщина терпеливо. – Вы ведь не думаете, уважаемый сэр, что наш противник лично, в собственном смертном теле, присутствовал тут и дрался с нами? Он живой, не мертвый, и сомневаюсь, что у него действительно нету лица. Враг затаился в своем логове, где бы оно ни находилось, а здесь сотворил двойника… разъяв сперва на первоэлементы жителей деревни, а затем пересобрав высвободившуюся материю заново.
– Понял только отдельные слова. Поясните, если не сложно.
– Вы дрались с призраком, – Гледерику показалось, что незнакомка вздохнула, – но настоящий наш враг вовсе не призрак, я чувствую это. Он зачаровал крестьян, собравшихся в здешнем трактире, пожрал их души и создал взамен подобие плоти, в котором перед нами предстал.
– Весьма ловко, – сказал Колдер без выражения. – А сами вы, напомните, кто?
– Элена Клавдия Крейтон, мать присутствующего здесь лорда Гарета, – отвечала она столь небрежно, словно присутствовала на светском приеме. – Ваше имя мне ведомо, можете не представляться. Виделись в приемной акарсайдского бургомистра.
Капитан не переменился в лице, но меч, насколько заметил Дэрри, перехватил поудобнее. Так, чтобы при необходимости успеть нанести быстрый удар. Сложно сказать, сумела бы женщина его отразить. Саблей она махала лихо, отметил Гледерик, но капитанский полуторник при столкновении легко может ее сломать.
– Насколько помню, жена лорда Андраса пять лет как мертва, – сказал Колдер.
– Могу поручиться, леди Элена достойна доверия, – вмешался Гарет, становясь между ними. – Эта женщина действительно моя родная мать, так что прошу относиться к ней с уважением, господин капитан, вне зависимости от того, жива она или нет. И давайте лучше отложим разговор на потом.
– Хорошее предложение, – поддержал Гледерик, упираясь спиной в трактирную стойку.
Происходящее не нравилось ему все больше и больше. В воздухе ощутимо похолодало, пламя свечей сделалось высоким и тонким, странно изгибаясь, вытягиваясь к потолку и дрожа. Черная мгла, которую и туманом не назовешь, расползалась по комнате. Колдер продолжал о чем-то спрашивать Гарета и его порядком странно выглядевшую родительницу, по-прежнему скрывавшую собственное лицо, но Дэрри больше не слушал. Все имевшиеся у него инстинкты в один голос кричали о приближающейся опасности. Он перехватил взгляд деревенской девицы, что раньше пыталась убить Крейтона, а теперь вроде бы сменила сторону, раз пришла вместе с ним.
– Ты такой же, как я, – шепнула девушка одними губами, оказавшись рядом.
– Шутить изволите, барышня. Я не фермер, не крестьянин, не женщина, наконец, и по лесам в чем мать родила по ночам не шастаю. Где вы изволили увидеть между нами сходство?
Быстрое, легкое прикосновение к руке. Тонкие пальцы – нежны, как бархат.
– Не обманывай меня попусту. Твое сердце бьется, ты отбрасываешь тень, но ты такой же мертвый, как я сама или леди Элена. Гарет об этом не знает, верно я поняла?
Девица не отводила взгляда, оказалась рядом, придвинулась настолько близко, что едва не уперлась туго обтянутой платьем грудью в локоть. Гледерику нестерпимо захотелось поцеловать Гаретову подружку, до того манил ее запах – живой, ни капельки ни затхлый, напоминающий о сеновалах и весенних ночах. Как прекрасно оказалось бы отвести белокурую красотку куда-нибудь в чулан и избавить от платья, и без того отсутствовавшего в их предыдущую встречу. Как давно у него не было женщины, однако. Такое чувство, будто миновало несколько столетий.
– Вы молчите, сэр рыцарь.
– Мне не нравится эта дымка. Из нее сейчас попрут чудовища, верно?
– Вполне вероятно.
Анвин, ее звали именно так, вспомнил Гледерик, поводила головой из стороны в сторону, будто прислушиваясь к чему-то. Гарет продолжал чесать языком с капитаном, но тоже оглядывался по сторонам с беспокойством. Несколько дальних свечей внезапно погасли, будто задутые ветром.
– Мне нужна помощь, если вас не затруднит мне помочь, – тихо сказала Анвин.
– Помогу с радостью, но с вас тогда поцелуй, дорогая сударыня.
– После сочтемся, – по ее лицу скользнула и сразу пропала улыбка. – Нам нужно срочно уходить отсюда, и я знаю куда. Мой покровитель защитит нас, а я смогу открыть дорогу в его обитель. Да только леди Элена не доверяет ему и примется спорить. Вы способны убедить лорда Гарета пойти выбранным мной путем?
– Постараюсь, если докажете, что вашему покровителю действительно стоит верить.
Анвин тревожно закусила губу:
– Доказать мне нечем, но если вы доверитесь моему слову, милорд…
Договорить она не успела. Живая черная мгла, которая до того вела себя достаточно смирно, наконец пришла в движение. Она взвихрилась вверх темными щупальцами высотой в человеческий рост, сразу десятками по всему залу. Чернота переливалась, обретая человеческую форму – вновь, совсем как тогда, когда из нее явился облаченный в наемнический наряд чародей. На этот раз из нее возвращались люди, прежде ею казалось без остатка пожранные.
Все они вставали плечом к плечу, безмолвной стеной, прямо напротив застывшей у стойки компании. Худощавый трактирщик, необычно нервный для своей работы, сейчас стоял с полностью непроницаемым холодным лицом, держался ровно, будто проглотил рыцарское копье, а рядом с ним выстроились угрюмые работяги с окрестной мельницы, болтавшие днем о приезде Гледерика и Колдера, очаровательная черноволосая девица, за которой Дэрри каких-то полчаса назад едва не приударил, и ее широкоплечий ухажер – а также все прочие, и прочие, и прочие. Крепкие мужчины, желторотые юнцы и тронутые дряхлостью старики, обычные завсегдатаи здешнего трактира, жители доброй деревни Лейсен – в засаленной и перелатанной одежде, грязные, потные, накачавшиеся дешевым пивом, такие обыденные, человеческие и живые.