Призрак бомбея
Шрифт:
Нимиш поймал взгляд Маджи.
— Парвати, принеси ведра, — приказала Маджи, пытаясь скрыть нарастающий ужас.
В конце коридора послышался металлический лязг.
— А что это там звенит? — спросил один из гостей.
— Схожу проверю, — сказал Нимиш.
— Нет, — отрезала Маджи, — оставайся здесь.
Бунгало затрещало под натиском муссонов. Из коридора хлынула вода.
Раздались крики, гости заторопились к выходу.
— Видно, трубу прорвало, — сказала Маджи, повернувшись в Джагиндеру.
— Чокнуться можно, — раздраженно проворчал Джагиндер, стаскивая носки.
Нимиш протиснулся в темный коридор,
— Дороги затопило! — воскликнула Парвати, тыча рукой во двор.
Где-то замкнуло проводку, и комната провалилась во тьму. Холод пробирал до костей.
Нимиш остановился во мраке коридора и потянулся пальцами к двери ванной. Медленно выпрямившись, он нащупал засов.
Дверь была отперта.
Она распахнулась, сбив его с ног. Мимо пронесся леденящий сквозняк. В зале кто-то завопил. Свет вспыхнул и тут же снова погас, потом еще и еще — выхватывая из темноты сцены столпотворения. Дамы энергично набрасываются на груду чаппалов, выдергивая из нее свою обувь. Мужчины тщетно ищут разбежавшихся жен. Савита и Кунтал вихрем вылетают из спальни вместе с близняшками. У выхода толчея. В суматохе кто-то хватает женщину за грудь.
Небо распорола молния.
— На улицу! — закричал один из гостей, и вся толпа в панике бросилась по аллее к воротам. — Крыша провалилась!
— Дети! — раздался вопль Маджи.
— О господи! — заголосила Савита.
— Сюда! Сюда! — Джагиндер пробирался против течения к жене.
Но едва последний гость выбежал из бунгало, внезапно все прекратилось.
Маджи стояла в луже дождевой воды и смотрела вверх на невредимый потолок.
Джагиндер расправил курту,мрачным взглядом провожая удирающую родню:
— Кишка тонка! Дождик побрызгал, а они и сдрейфили!
— Всего лишь течь, — сказала Маджи, тяжело дыша.
По здравом размышлении стало ясно, что вода полилась через щель в крыше.
— Ними! — пронзительно позвала сына Савита. — Где Нимиш?
— Я здесь, мама. — Он появился, слегка прихрамывая, заглянул в бледное лицо Савиты. — Дверь была заперта, — впервые солгал он матери. — Все в порядке, я проверил.
Маджи уединилась в тихой комнатке для пуджи,чтобы поразмыслить. После страшной муссонной ночи ее дом, ее убеждения и само ее существо были разгромлены, измочалены. Неизвестно, сколько еще ей удастся сплачивать семью. Теперь вся родня начнет судачить о том, что бунгало ужасно обветшало, и плести небылицы, как их чуть насмерть не задавила рухнувшая крыша. Да еще, как на беду, со дня на день должны приехать великосветские родители Савиты из Гоа, где у них второе жилище на пляже Колва.
Маджи отогнала эти мысли, переключившись на Джагиндера. Эта кошмарная ночь наконец-то образумила ее сына. Маджи задумалась над загадочными словами тантриста: «То, что ты дал, будет дано. То, что ты взял, будет взято». Она ведь умоляла богов вернуть Мизинчика. «Берите, что хотите», — так просила она. И минувшая ночь — словно чаша весов, отягощенная потерями. Возможно, теперь, после молитв Пандит-джи и обряда тантриста, удастся склонить весы в другую сторону. Разумеется, покаянное возвращение Джагиндера — хороший знак. Смежив глаза, Маджи послала богам благодарную улыбку.
Но тотчас вспомнила, что призрак никуда не делся, он все еще здесь,
— Вода, — вслух сказала она.
Младенец утонул в ведре с водой. И теперь Маджи поняла, что сможет уничтожить призрак, лишив его этой стихии.
Рыбацкая деревушка
Мизинчик открыла глаза. Она лежала на раскладушке, накрытая грубым одеялом. В висках стучало, тело горело, хотя кончики пальцев были синие.
— Маджи? — испуганно позвала она. Кольнуло в боку.
Тотчас появилась женщина. Присела рядом на корточки. На предплечье — татуировка. Зеленое хлопчатобумажное сари, продетое между ног, выцветшая бирюзовая блузка. Волосы собраны сзади в пучок, украшены жасминовым венком. На груди крупное серебряное ожерелье. Лицо темное, как шоколад, с глубокими морщинами, словно от тяжелой жизни. Женщина была не старая, но уставшая. Она осторожно влила Мизинчику в рот ложку воды и сменила холодный компресс у нее на лбу.
— Милочка?
Женщина покачала головой:
— Нет. Ты можешь называть меня тетей Джа-нибаи.
— А Милочка-диди? Она тоже здесь?
— Увы, только ты, — сказала Джанибаи. — Она была с тобой?
— Нет, — солгала Мизинчик, только сейчас осознав необычную обстановку.
— Отдохни пока, — промолвила Джанибаи, встала и выглянула за дверь.
Мизинчик услышала снаружи голоса, говорившие на диалекте, который она не понимала, но узнала благодаря походам на Кроуфордский рынок, — это было рыбацкое наречие конкани.Моложавый мужчина в дхоти,завязанной узлом между крепкими, мускулистыми ногами, и в полосатой футболке вошел в лачугу. Они с Джанибаи обменялись раздраженными фразами, все время показывая то на Мизинчика, то на какой-то невидимый предмет, находившийся за пальмовыми стенками хижины. Мизинчик посмотрела в открытую дверь и увидела прямоугольник золотого песка, сиявший в лучах утреннего солнца. Несколько смуглых рожиц заглянули внутрь, возбужденно тараторя. Лицо у Мизинчика саднило, горло пересохло, дышалось тяжело. Она закрыла глаза, и ее наконец одолел сон.
Ребячий щебет внезапно смолк, и в лачугу ступил дородный детина; через руку перекинут блестящий черный макинтош, штаны заправлены в черные резиновые сапоги.
— Джанибаи Чачар?
Джанибаи кивнула.
— Инспектор полиции Паскаль. Я ищу вашу дочь, Авни Чачар. — Он не спрашивал, а требовал. Из тканой кобуры на бедре торчал «смит и вессон» 38 калибра.
Джанибаи резко отшатнулась и покачала головой.
— Нет? Что значит «нет»?
Рыбак шагнул вперед:
— Ее дочери здесь нет, сэр.
— Где же она? — Паскаль нахмурился.
— Она умерла тринадцать лет назад, сэр.
— А ты кто?
— Ее племянник, сэр, — он показал на Джа-нибаи.
Инспектор минуту помолчал. Снаружи детишки снова закричали. По песку мчался худой, лысеющий мужчина в шортах хаки и топи-пилотке такого же цвета. У хижины он остановился, робко постучал и замер по стойке «смирно». В дверном проеме снова возникли три рожицы, внимательно наблюдая за происходящим.