Призрак бродит по Техасу
Шрифт:
Кивнув Эль Тасито, я отправился в свой уголок и уснул прежде, чем мой шлем мягко уткнулся в подушку.
Глава 12. ШТУРМ ТРУЩОБ
В одном надо отдать должное рабочим (английской лейбористской партии) - они далеко не так агрессивны, как сходная перерождающаяся сила, которая теперь угрожает культуре в Америке. Я говорю о силе бизнеса, как доминирующего мотива в жизни, непрерывно поглощающего творческую энергию народа. Интенсивная коммерциализация - эта сила по самой своей сути много более
Г.П. Лавкрафт, 1929.
Следующие два дня я оставался физически изнуренным, умственно угнетенным, эмоционально опустошенным. Пантомима старика Федерико, да и весь эпизод в угольной шахте представились не столько реальностью, сколько неотвязным свинцовым кошмаром.
Долина Огайо оказалась унылейшим районом. Население в основном состоит не из высоких, а из низких техасцев, причем среди этих последних немало участников революции. Белые бедняки. Им отказывают в гормоне, так как у них нет денег на поддержание излишков веса, сопутствующих высокому росту. Они утверждают, что сами отказались бы от гормона. Зелен виноград! Если не во всех, так, по моему мнению, в подавляющем большинстве случаев. Многие - такие коротышки, что способны проходить сквозь мексодвери, хотя это запрещено законом. Большинство мексов видят в них братьев по Революции, хотя меня приводит в ужас мысль о том, насколько они увеличивают опасность нашего провала!
Города такие же карликовые, как и люди - кольца лачужек вокруг остекленных атомными взрывами пустырей, где лишь совсем недавно начали возводить новые здания.
Чтобы скоротать время, я начал набрасывать новый сценарий спектакля. Наше представление необходимо так или иначе улучшить. Эль Торо, например, убежден, будто учится у меня актерскому мастерству, но играет много хуже, чем до того, как я начал его обучать.
В первый вечер в Луисвилле мы выступили скверно. Во второй в Цинциннати - еще хуже. Даже я оставлял желать лучшего: и кричал, и подчеркнуто поворачивался спиной к зрителям, лишь бы овладеть их вниманием. После окончания они безмолвно разошлись. Не думаю, чтобы мы подогрели хотя бы одну схватку на уличном перекрестке. И виновник мне известен - я сам. Но никакой актер не способен изо дня в день играть роль вроде Смерти, не получая эмоционального топлива.
Поэтому я выждал, когда Рейчел и Роза остались вдвоем, и довольно мрачно пригласил их в мой кирпичный домик в заброшенном мотеле, возле огороженного проржавевшей решеткой разбитого шоссе.
Я выждал, пока они не уселись поудобнее, не закурили и не уставились на меня с любопытством.
Тогда, импровизируя - никаких заранее обдуманных речей!
– я излил им свои чувства. Я описал жуткое одиночество сына невесомости на планете с тяготением и чуждой ему культурой. Я растолковал, какую опустошенность испытывает актер, играющий ответственную роль, да еще такую античеловечную, как Смерть. Я открыл им не только мой идеализм, но и мелкие причуды и привычки по-детски жалеть себя.
Короче говоря, ничего, кроме правды, они от меня не услышали. Мне это принесло огромное облегчение, и я чуть было совсем эмоционально не рассыпался.
Затем я начал горячо восхвалять их обеих, втолковывая, что у меня ничего не получилось бы без их творческой помощи и утешительной поддержки. Я намекнул на иные мои эмоциональные и физиологические нужды. И в заключении заверил их, что люблю их обеих безумно… и одинаково.
И только тогда вспомнил, что уже говорил им это в церкви, а они обе обозвали меня свихнутым.
На этот раз они были добрее. Хотя как знать? Роза погладила меня по колену и сказала:
– Бедный костянчик! У меня сердце разрывается.
– Конечно, Черепуша, тебе туго приходится, - согласилась Рейчел, похлопывая меня по другому колену.
– Но разберемся в двоеженстве, которое ты затеваешь, если я тебя верно поняла, - добавила она.
– Которая из нас главнее?
– Вот-вот!
– подхватила Роза, скрестив руки на груди и постукивая каблучком по полу.
– Это решать вам, - ответил я не высокомерно, но с величайшей простотой и искренностью. И в свою очередь скрестил руки на груди.
– А ты уверен, что все-таки не предпочитаешь одну из нас другой?
– спросила Рейчел.
– Не стараешься из жалости смягчить удар?
– Из жалости!
– прошипела Роза.
– Нет!
– ответил я и объяснил, какие формы многоженства существуют в Мешке - от однолинейной до множественных браков. Не говоря уж о неформальных любовных связях.
w– Ну, может, в небе из этого что-то и получается, - заметила Рейчел, когда я умолк, переводя дух.
– Но тут на земле мы к такому не привыкли.
– Да уж!
– согласилась Роза.
– Я не собираюсь быть твоей "светской секретаршей", amado. Тут дело касается моего сердца.
– И моего, Черепуша, миленький, - со вздохом произнесла Рейчел.
– Понимаешь, я слишком серьезно отношусь к тебе, чтобы играть в эти игры. Неужели весы хоть чуточку не склоняются в одну какую-то сторону?
Говорить я не мог и только качал головой.
– Значит так, - сказала Рейчел и поглядела на Розу.
– Я ему объясню, мисс Моралес?
– Да, лучше вы, мисс Ламар.
– Так вот, Черепуша, - продолжала Рейчел, чуть наклонясь вперед и упершись локтями в колени, тогда как Роза сидела выпрямившись, - мы, девочки, угадали, что с тебя станется настаивать на этом бреде, а потому приготовили свой ответ заранее. А именно: ты должен решить, кто из нас тебе милее, и сказать об этом перед нами обеими, чтобы исключить возможность передержек.
– Но как вы не понимаете, чего вы от меня требуете?!
– вскричал я.
– Вы просите, чтобы я оскорбил одну из вас самым непростительным образом!
– Ничего, выдержит, - безмятежно возразила Рейчел.
– Видишь ли, миленький Черепушечка, мы с мисс Моралес во время этого турне близко сошлись на нашем взаимном восхищении тобой.
– Si, guerido!
– прямо-таки с волнением подтвердила Роза.
– Что бы ни произошло, которую из нас ты ни выбрал бы, благодаря тебе между нами завязалась нерушимая дружба. Мы прежде были как кошка с собакой, а теперь мы - овечка с овечкой. Можешь до конца жизни этим гордиться, amado.
– Но неужели вы не понимаете, что добрые отношения будут очень способствовать жизни втроем?
– спросил я, несколько запутавшись.