Призрак из прошлого
Шрифт:
– Спасибо вам, мои хорошие, - крикнула им вслед кухарка и плотно притворила окно.
– А теперь поговорим о твоем поведении.
– Она слезла со стула и наклонилась над Душкой, который уже перетащил свою обвислую тушу поближе к печке.
– Я знаю, кто ты и чем занимаешься, - отчетливо сказала ему кухарка, - но покамест ты вел себя прилично и не проболтался о моей комнате никому, даже своему дружку Билли Грифу.
Душка попытался жалобно заскулить.
– Цыц! Слушай меня внимательно. Не смей докладывать своему драгоценному Билли об этом мальчике.
– Она кивнула на спящего Генри.
Пес возвел
– Если посмеешь проболтаться, если выдашь мальчика - отбивных тебе больше не видать. Можешь также забыть о теплом местечке у очага, о прогулках в парке и так далее. Будешь жить как знаешь, перебиваться как сумеешь, потому что ты мне, жирный куль, без надобности. Я о тебе заботилась только по доброте душевной.
– Она погрозила псу пальцем.
– Все понятно? Вопросы есть?
Душка заворчал и улегся у печки на подстилку. От добра добра не ищут, решил он.
Глава 7
ЧЕРНАЯ ПЕРЧАТКА
Кухаркин фонарик оказался не из простых. Луч у него был хотя и не особо яркий, но каким-то непостижимым образом выхватывал из темноты детали, которых Чарли раньше никогда не замечал. А знакомые коридоры и переходы в его свете обрастали новыми подробностями и выглядели совсем иными.
Например, стена вдоль одной из лестниц оказалась сплошь увешана картинами. Свернув в очередной пустынный коридор, Чарли обнаружил, что у одной двери стоит пара мужских сапог, а у следующей - дамских атласных туфелек. На лестничной площадке угнездился синий фаянсовый горшок с каким-то высоким комнатным растением, а рядом красовалась декоративная урна, и из нее по стене тянулся плющ.
– Этого тут не было!
– вырвалось у пораженного Чарли.
Все эти неожиданно проявившиеся мелочи не помешали ему с легкостью отыскать дорогу назад, в спальню. Однако на подходе к спальне в лицо Чарли ударил слепяще-яркий луч другого фонарика, узкий, как лезвие. Первым порывом Чарли было погасить свой, то есть кухаркин, фонарик. Мальчик замер, затаив дыхание.
Тот, слепящий луч тоже погас. Его владелец, кто бы он ни был, видимо, выжидал, что же предпримет Чарли. И Чарли осторожно попытался двинуться вдоль стены на ощупь. Он точно знал, что дверь его спальни - вторая слева; миновав первую, он опять застыл, чутко прислушиваясь в ожидании шагов. Тишина. Чарли метнулся к своей двери и с размаху налетел на какую-то щуплую фигурку, ахнув от неожиданности.
– Ай!
– приглушенно пискнула фигурка.
– Ты отдавил мне ногу!
– Билли, это ты?
– шепотом осведомился Чарли.
– Ну я, а что?
– Не глупи. Я просто спросил.
– Чарли включил фонарик.
Билли Гриф заморгал красными глазами за блестящими стеклами очков. Под носом у него темнели шоколадные усы.
– Куда ты ходил?
– спросил он.
– А ты куда ходил?
– быстро парировал Чарли, отводя луч своего фонарика в сторону.
Билли промолчал.
– Лично я просто сбегал в туалет. А вот ты, кажется, навестил кого-то, кто угощал тебя шоколадом.
– Вообще-то не шоколадом, а какао, - поправил Билли.
– А туалет всегда был в ту сторону, а не в эту.
–
Билли подозрительно блеснул на него очками, но опять ничего не сказал и скользнул в спальню. Чарли последовал за ним и поспешно залез в постель. Билли, судя по шороху, еще некоторое время возился, устраиваясь поудобнее, потом настала тишина.
Интересно знать, кто это поил альбиноса какао, да еще глубокой ночью? И за какие такие заслуги? В награду за отличный шпионаж, что ли? Так, Душка видел Генри в комнате у кухарки, а Билли понимает язык животных. Значит, в самом скором времени щедрый поилец какао узнает о Генри. Плохо, очень плохо. Но Чарли так хотелось спать, что голова у него совершенно не соображала. Он понял, что надо любой ценой предупредить кухарку, и на этой конструктивной мысли уснул.
Но утро принесло Чарли новые волнения, на время вытеснившие беспокойство о судьбе гостя из прошлого.
Завтрак уже почти подошел к концу, когда двери столовой распахнул резкий порыв штормового ветра. Он пролетел по обширному помещению, сметая на пол посуду и опрокидывая столы. Чашки и тарелки со звоном разлетались на куски, ученики и учителя с криками ужаса уворачивались от летевших по воздуху вилок и ножей. Большинство детей натянули на голову капюшоны и попрятались под столами.
В относительной безопасности этого убежища Чарли с Фиделио наткнулись на Оливию - она как раз ползла на четвереньках им навстречу.
– Что происходит?
– с трудом перекрикивая вой ветра и грохот всего остального, спросил Чарли.
– Наверняка Танкред опять буйствует. Говорят, у них с Лизандром вчера вечером вышла ужасная ссора.
– Танкред? Тогда надо пойти и успокоить его.
– Чарли опасливо высунул нос из-под стола, но Фиделио крепко ухватил приятеля за край плаща.
– Какой смысл?
– прокричал он.
– Тут ничем не поможешь. Он не в первый раз с катушек слетает, сам знаешь. Надо просто оставить его в покое, пока он не выпустит пар.
– Нет! Мне надо до него добраться! Чарли и сам не мог бы сказать, отчего ему вдруг позарез понадобилось переговорить с Танкредом. Наверно, потому, что Танкред спас его во время игры в руинах, и теперь Чарли чувствовал: надо хотя бы попытаться его успокоить.
Пригибаясь и придерживая рукой капюшон, Чарли с трудом двинулся против ветра к выходу из столовой, а потом, с не меньшим усилием, по коридору, в котором завывало и гудело. Сила Танкредовой ярости была поистине страшной. В коридоре бушевал шквал. Чарли еле шел и едва дышал, нос и рот ему забило пылью, глаза слезились, а со стен коридора то и дело с треском обрушивались портреты, преграждая ему путь. То и дело острый угол какой-нибудь рамы бил его по голове, ударял в спину или норовил стукнуть по руке, которой Чарли вцепился в капюшон.
Но Чарли, сжав зубы, продвигался дальше. Вдруг он заметил, что впереди медленно, как черепахи, ползут две фигуры в развевающихся фиолетовых плащах.
Манфред и Аза.
Надо поскорее добраться до Танкреда! И успеть первым! Ведь если Манфред обгонит его, Чарли, то наверняка загипнотизирует Танкреда, и уж точно не на несколько минут. Ну да, подкрадется неожиданно, и готово. С Манфреда станется погрузить его в такой же жуткий сон наяву, в котором Эмма Толли провела восемь лет. Нет, этого допустить нельзя!