Призрак из прошлого

Ниммо Дженни

–  Уф!
– выдохнул Чарли.
– Отложим разговор до переменки.

–  Согласен, - откликнулся Фиделио. Выманить Оливию из компании подружек мальчикам удалось только под конец перемены, во время которой все ученики академии, как всегда, прогуливались по заснеженному саду. Оливия помчалась к друзьям, и на белизне снега ее розовые высокие ботинки на шнуровке, усеянные стразами, выделялись особенно ярко.

–  Краска уже почти стерлась от снега, - пожаловалась она, поднимая левую ногу и демонстрируя носок розового ботинка, вылинявший до скучного серого цвета.

–  Слушай, будь другом, окажи услугу, - без предисловий начал Чарли.

–  Что?
– Оливия с сожалением опустила ногу обратно в снег.
– Какую?

Чарли уже достаточно хорошо знал Оливию и понимал, что, пока ей не объяснишь суть дела, она и пальцем не пошевельнет. Значит, надо рассказать ей все про Генри Юбима. Что он и сделал - по возможности лаконично.

Рот у Оливии приоткрылся, большие выразительные глаза стали еще больше.

–  То есть ты хочешь сказать, что он ну вроде как вжикнул из прошлого сюда, к нам?

–  Именно.
– Чарли нервно глянул через плечо. Ему показалось, что за кучкой ребят с музыкального прячется Билли Гриф.
– Но понимаешь, пока мы не выяснили, как ему помочь, хорошо бы все это держать в секрете. Мне еще надо найти ему какой-нибудь еды.

–  Ага, и мы решили, что Чарли вполне может протащить ему наши порции с ленча, на большой перемене, - туда, в башню, - подхватил Фиделио.
– Только для этого нам нужно, чтобы ты задержала Манфреда с Азой в вашей столовой. Хотя бы на пару минут.

–  Проще простого, - охотно кивнула Оливия.
– Положитесь на меня.

В морозном воздухе разнесся звук рожка, и Оливия замелькала розовыми ботинками обратно к подружкам.

–  Раз она пообещала, значит, сделает, - заверил друга Чарли.
– Оливия еще ни разу не подводила.

Завтракали все ученики академии в одном зале, а вот на ленч художники, музыканты и актеры расходились по трем отдельным столовым. В театральной было шумнее всего, а о дисциплине и речи не было. Манфред из кожи вон лез, чтобы запретить ребятам с театрального наряжаться в эксцентричные костюмы, но все его усилия шли прахом, поскольку учителя с театрального позволяли своим подопечным выпендриваться, как им вздумается. К величайшему недовольству Манфреда, эти педагоги не только не запрещали такое пижонство, но, напротив, всячески ему потворствовали, считая, что шляпы с перьями, цветами, фруктами и ушами, десятисантиметровые каблуки, ботфорты со шпорами, а также грим радужных расцветок - самое то. Миссис Маек, глава театрального, держалась того мнения, что самовыражение и развитие артистического темперамента - превыше всего, в том числе и школьных правил. Ученики радостно старались соответствовать. Манфред только зубами скрипел от ярости, да все без толку, поэтому он отводил душу на бедных художниках и музыкантах - как вот сегодня на девочке в вывернутом плаще.

Вот и сегодня в театральной столовой царил обычный для этого места кавардак. Неведомо чей меховой жилет вдруг начал линять, да так сильно, что пол столовой снегом устилали клочки белого меха. У кого-то шляпа решила сменить оперение, причем перья непонятно как попали не куда-нибудь, а в кастрюльку с подливкой. Ну а мерцающие на всех поверхностях блестки, летающая в воздухе мишура, разноцветные волоски и целые локоны из париков, валяющиеся там и сям, и, наконец, пятна грима не только на посуде, но и на столах - это вообще были привычные детали театральной столовой, которых никто уже и не замечал.

–  Какая гадость это театральное пижонство!
– бурчал Манфред, вылавливая из тарелки неведомо как там оказавшуюся бусину.
– Ну почему они не могут одеваться как нормальные люди?

Сам он придерживался строгого черного цвета, разве что иной раз позволял себе надеть фиолетовую рубашку под цвет плаща. И даже ленточка, которой Манфред стягивал волосы в хвост, неизменно была черной.

В ответ на его ворчание Аза Пик издал нервный смешок, от которого у него отклеились накладные усы и шлепнулись ему прямо в тарелку.

–  Тьфу, - вырвалось у Азы.
– А я о них и думать забыл.

Манфред одарил своего приспешника испепеляющим взглядом.

–  Знаешь, Аза, иной раз так бы тебя и стукнул!

В желтых глазах Азы зажегся нехороший огонек, и Манфред тотчас пожалел о сказанном.

Дружить они с Азой не дружили, скорее, вынужденно держались вместе, потому что все остальные на дух их не переносили. Может, Аза и лебезил перед Манфредом, но тот прекрасно знал, что рыжий очень опасен, и даже опаснее его самого. Да, Манфред владел силой гипноза, зато Аза после захода солнца мог перекинуться в ужасного хищника - кровожадное существо, с которым даже Манфреду было бы не справиться.

Так что теперь заклятые друзья - или закадычные враги - уставились друг на друга, поджав губы и сузив полыхающие ненавистью глаза, и неизвестно, чем бы это все кончилось, не поднимись у дверей столовой какая-то неразбериха.

–  Опять эта Карусел!
– констатировал Аза, посмотрев в ту сторону.

–  Не в ней дело.
– Манфред встал и двинулся к дверям.

Оливия умудрилась грохнуть у самого входа в столовую целый поднос, уставленный посудой с едой. Теперь на полу, в луже подливки, валялись осколки посуды и ошметки каши.

–  Ах, какая досада, ох, какая жалость, прошу меня извинить, это я поскользнулась, - тарахтела Оливия.

–  Извинений недостаточно, - гаркнул Манфред.
– Марш за тряпкой.

–  Слушаюсь и повинуюсь.
– Оливия пересекла столовую и скрылась в кухне. По дороге она покосилась на часы и решила дать Фиделио с Чарли на все про все пять минут.

На кухне на Оливию поначалу не обратили внимания, но потом из задней двери выплыла дородная кухарка и сказала:

–  Милочка, столовая не тут.

–  Да мне просто кусочек хлеба, - соврала Оливия.

–  Ты разве не наелась?
– удивилась кухарка.

–  Опоздала на ленч.
– Оливия демонстративно посмотрела на часы.

–  Ай-ай-ай, ну ладно, что-нибудь соображу.
– И кухарка уже направилась прочь, но тут дверь из столовой распахнулась, и на пороге возник разъяренный Манфред.

–  Где тряпка, черепаха ты несчастная? Нам же не выйти из столовой, пока там эта помойка!
– рыкнул он.

–  Я… э-э-э… - начала Оливия.