Призрак Ленни
Шрифт:
«Скорая» выезжала из парка направо, а мы махнули налево. Мы ведь не жертвы, мы наоборот, сами кого хошь. Сделав нам ручкой, красавцы городские дубы остались за оградой, мы же покатили в сторону моста. Отделение на Южной я знал, как ни странно. Не потому, что были причины, а просто память хорошая. У меня много чего в голове исключительно из-за качественной, подходящей по размеру, памяти. Она у меня не выпячивается, не торчит из ушей, но карту местности хранит, как медяшки в кубышке. Так что, я мог не отвлекаться на вид из окна, уделив внимание сидящему возле меня человеку. Что-то мне подсказывало, что неспроста он возник в моей
Жалко Багиру.
– Хорошая девчонка, – сказал Артур.
– Хорошая, – согласился я, – Ты что, мысли читаешь?
– Редко, – признался Артур, – Просто понятно, о чем все сейчас думают.
– Я о завтраке думаю, – признался полицейский, сидевший на месте штурмана.
Артур, оказавшийся к нему вполоборота, хмыкнул.
– Кто бы сомневался, – сказал Артур, и повернулся ко мне, – Это у него защитная реакция на происходящее.
– Понимаю, – сказал я, – Стресс заедает.
– Ага! – обрадовался штурман, – Заедаю! Именно! Так что, Артур, с тебя гамбургер!
Что у них за игра такая, по которой Артур должен гамбургер, узнать мне не удалось. Артур отмахнулся от претензий, запросто их проигнорировав. Это вообще было не совсем уместно, думать о жратве, когда мы, сидящие сзади, благородно печалились о бедной Багире. А я, вдобавок, печалился еще и о своей черствости, и о дуре Ленни. Ведь это не совсем невероятно, что Ленни стукнула Багиру. Она может. После того, как меня едва не того, она всё может.
Она вообще дура. Я ей, кстати, на это давно намекал. Да и она мне давала не раз понять, что это из-за меня солнце вечером заходит, лишь мне не светить. Помню, однажды…
– Давно с ней знаком? – профессионально вмешался с мои размышления Артур, и я вспомнил, что он, все-таки, на работе. Пришлось отвечать.
– Год… нет, два, – сказал я, и добавил, чтоб не спрашивал, – Были какое-то время вместе. Потом разбежались.
– Не жалеешь? – спросил Артур.
Это был слишком прямой вопрос для столь шапочного, пардон – фуражечного, знакомства. Это как залезть в мои чувства с ногами… да не «как», а точно с ногами. Я замешкался, и Артур, экая же тонкая душевная организация у наших ментов, сдал назад.
– Извини, – сказал он, – Георгиевич говорит, все хорошо будет. Там не слишком серьезно, но неприятно. Слушай, чего я вокруг да около… Ты мне сразу скажи, что там могло быть? Уж очень нам всем охота прихлопнуть ту сущность, что девчонку толкнула.
Сказал, и смотрит на меня, будто проверяет: я правильный ответ знаю, а вот ты не соврешь ли?
– Сразу и не скажу, – вырулил я, – На первый взгляд, Багиру вообще не за что трогать…
А на второй? Второй взгляд – это не взгляд, это уже домыслы, основанные на личном отношении к произошедшему. А оно у меня предвзятое, плюс фантазии насчет Ленни.
– Кстати, а почему «Багира»? Потому-что темненькая? – спросил Артур, – Как ты думаешь, надо ее семье сейчас сообщить, или пусть сама их наберет из больницы?
Я понял, это у него манера такая: задать сразу несколько вопросов, и наблюдать, как выкручиваешься. С какого начинаешь, какой пропускаешь. Эх, менты, менты… Не можете вы просто.
Очевидно, мне полагалось проявить инициативу, и самому позвонить. Это у Артура было на лбу написано.
Когда живешь на вулкане, с сумасшедшей дурой, то чтение по лбу является необходимым для выживания навыком. Столь же полезным является умение не слышать вопрос. Я включил навыки, и откатился на три вопроса назад.
– Не знаю, что там могло быть, – сказал я, выбрасывая из жизни полторы минуты, – Врагов у нее быть не должно, разве что по мужской линии. Я имею в виду… подожди, запутался.
Я и впрямь запутался. Сижу, распутываю. Артур ждет терпеливо, как их учат в институте внутренних дел. Не потерпишь – не посадишь.
Наконец, он не выдержал.
– Не хитри, запутаешься, – сказал Артур, – Я же понимаю, у тебя там интерес остался. Если есть что сказать – говори. Поможешь следствию, выполнишь свой гражданский. Мне к ней все равно сегодня ехать, как оклемается.
– Я тоже поеду, – выпалил я, сам удивляясь такой инициативности.
Тут мы, на радость микроавтобусу, уставшему волочиться сонными еще улицами, подъехали к отделению. Оно располагалось в древнем доме, как почти все государевы учреждения в Сиреченске. Разве только Управление гражданской контрразведки сидело в доме с ремонтом, остальные страдали от недостатка фондов. Отделение на Южной тоже страдало. Фасад обклевали вороны, страдавшие недостатком приличий. Что вороны нашли в старой штукатурке, вопрос еще тот. Но что-то нашли. Отбили клювами полфасада, и съели. Мало этого, не брезговали они ни наличниками, ни форточками, и даже водосточные трубы, криво болтавшиеся вдоль обоих, видимых с улицы, углов здания, были в царапинах от ударов мощных вороньих клювов. Это вороны воды требовали, запить штукатурку.
То, что не обклевали вороны, обосрали голуби, которые тоже страдали. Им было худо от жизни, и совестно от ворон, столь нагло обошедшихся с фасадом, сиречь – лицом заведения. Поэтому голуби какали на дом понизу, вдоль цоколя. Выше окон первого этажа следы деятельности их желудков не были видны, и казалось, будто это вообще не голуби, а дежурные из обезьянника, занимавшего нижний этаж, регулярно вываливают в окошки непристойное содержимое.
Чтобы извиниться за птиц, в дом вчера заходил страдающий слон, и обвалил своими ножищами все ступеньки. От веса и страха они расползались по сторонам как неудавшийся блин. Нижняя вообще слилась с тротуаром, став не отличимой от асфальта ни высотой, ни структурой. Былая мраморная роскошь выглядела теперь так, будто слон еще и попрыгал на месте, беря разбег. Очевидно, разбег у него все-таки получился, потому что двери едва висели на петлях, сокрушенные плечами царя пампасов. Или не пампасов… Не помню, чего слон у нас царь.
Идиллию разрухи и запустения зачем-то нарушал утренний дворник, махавший своим шершавым инструментом перед фасадом. Голуби оптом сидели на фонарных столбах и терпеливо ждали, пока дядька с метлой уйдет, и они вновь дружно насрут на асфальт.
– Я вас тут высажу, – пообещал наш водитель, будто мы редкие саженцы с Мадагаскара.
Ловко подрулив к зданию, микроавтобус остановился. Я проявил находчивость, привстал и двинул назад широкую дверь. Двое милиционеров, стоявших перед подъездом, опустили сигареты – ну и кого же сегодня привез Артур? Неловко вылезать из полицейской машину без наручников, но у меня получилось. За мной выбрался Артур, и мы пошли.