Призрак под сакурой

Пекальчук Владимир Мирославович

Человек - живучая тварь, которая за жизнь цепляется до конца, и даже в ситуации полной задницы начинает надеяться на лучшее, как только отступает задница полнейшая. Когда закончились смутные годы, выжившие пришли к выводу, что не все еще потеряно. Что им, может быть, удастся выжить. И что сейчас было бы очень уместно поднять всеобщее состояние духа.

Разумеется, это была очередная традиционно-пропагандистская ерунда: увековечить память полицейских и военных, погибших в борьбе за сохранение хоть какого-то порядка во время массового исхода в подземку, в храме Ясукуни.

Кирилл

против этого ничего против не имел. Хотя в храме Ясукуни поклонялись душам японских воинов, павших в какой-либо войне за свою родину, идея внести в мемориал имена тысяч токийских полицейских, которые продолжали исполнять свой долг, уже будучи покрытыми радиоактивными осадками с ног до головы, казалась вполне уместной даже отпетому не-японцу. К тому же, работы в храме сулили Кириллу лично неплохой заработок с прибавкой за опасность и вредность.

Однако желающих подниматься на поверхность и работать в неудобной защитной экипировке было мало, потому первыми пошли наиболее нуждающиеся, в том числе и бригада, к которой прибился Кирилл.

Свой меч он не взял, здраво рассудив, что наверху им охрану дадут. Кирилл вообще старался катану не светить, чтобы не провоцировать размышления вроде "откуда у гайдзина катана?".

Однако на деле все оказалось не так хорошо. Рабочих снабдили инструментами и экипировкой, но охрану дали в лице аж одного бойца с автоматической винтовкой. Ну а действительно, от кого защищаться, если начинание благое и поддержанное всей подземкой почти без исключений? От собак разве что.

Акусицунэ к тому времени уже появились, но серьезной угрозой вооруженному человеку их никто не считал. Твари настолько агрессивны, что собираться большими стаями не позволяет натура: перегрызут друг дружку.

Но именно в тот день каким-то образом сбрелись в кучу то ли наименее злобные из них, то ли появился в стае сильный вожак. Так или иначе, но когда к храму выскочило аж полтора десятка псов-переростков, часового это застало врасплох. Наметанное ухо насчитало четыре выстрела, сменившихся душераздирающим воплем: осечка, или не успел больше.

И тогда все побежали. Все, кроме Кирилла.

В армии его старлей любил говорить, что мгновенная оценка ситуации увеличивает шансы выжить вдвое, а если еще и страх побороть моментально - четырехкратное увеличение шансов на выживание. И добавлял: или хотя бы шансов сдохнуть не напрасно.

Это правило не раз помогало Кириллу оставаться в живых, но, видимо, не в этот день.

Бегство от хищника имеет смысл только если есть кто-то, бегущий позади. Человек в своей весогабаритной категории - едва ли не самое медленное существо, и в мире нет ни единого опасного сухопутного хищника, который бегал бы медленнее человека. Потому при бегстве надежда одна: что сожрут того, кто позади тебя, а ты в это время убежишь.

И при таком раскладе у хромого шансов нет. Просто нет. Ни единого. Пятьсот метров до укрытия - либо спрятаться внутри фонящего храма. Так и так - итог один. Быстро от клыков или медленно - от лучевой болезни.

Кирилл был далек от мысли умереть за япошек, которые во весь опор бегут прочь

и надеются, что псы провозятся с ним достаточно долго, но если конец неизбежен - лады. Свои шансы он просчитал четко - ноль. Ему терять нечего и так, а япошки пускай бегут. Кирилл не герой ни разу, но покорной собачьей закуской стать не согласен.

Из оружия - два ножа при себе да кувалда. Катана подошла бы лучше - но и так неплохо. Он размахнулся - и первый пес, решив гнаться за рабочими и предоставить здоровяка своим собратьям, с визгом закружился волчком, пытаясь достать зубами рукоятку торчащего в спине ножа. Второй Кирилл зажал в зубах и поудобнее перехватил молот.

Очередного мутанта он встретил сокрушительным ударом сверху вниз, да так, что под размазанным псом треснул асфальт. Пятидесятикилограммовая туша третьего отлетает в сторону от свирепого свинга, разинутую пасть четвертого Кирилл заткнул рукоятью.

Он не очень хорошо помнил, что было дальше. Молот метнул в самую гущу, когда понял, что еще раз размахнуться уже не успеет, и взялся за нож. Выдержал напор бросившегося на него пса и пырнул в брюхо. Пинок схватившему зубами за штанину, удар ножом в сторону. Повисшего на левой руке мутанта Кирилл пырнул не то десять, не то двадцать раз - пока тот пасть не разжал.

А потом внезапно остался один. Семь или восемь псов скалят клыки с почтительного расстояния, боль в прокушенных конечностях, влага на лице, сердце норовит выскочить из груди.

Тут полагалось бы завернуть что-то этажа в три-четыре, но дыхалки хватило только на короткий вопрос:

– Все?..

И по их разъяренным неудачей мордам прочитал: все. С них достаточно.

Внизу, под землей, для него внезапно нашлись и кое-какие медикаменты, включая пару ампул антибиотика, и койка в лазарете, тогда же он впервые обнаружил, что и гордые японцы, оказывается, могут кланяться гайдзину. Впрочем, с тех пор прошло уже восемь лет, за которые его больше никто гайдзином не назвал.

А через два дня его в лазарете навестил незнакомый бритоголовый парень с катаной, вежливо поинтересовался, не нужно ли чего и спросил, где Кирилл научился метать ножи.

– В армии.

– Понятно. Как поправишься - приходи на Синдзюку. Нам нужны люди, которые могут постоять за себя и других.

Он и пришел, засунув катану за пояс изгибом кверху, как их носят японцы. Буквально третий же вопрос - где взял.

– Из Минска привез. Прадед в наследство оставил.

Присутствующие в штабе сразу оживились: неужели с самурайской кровью в жилах?

Вот тогда Кирилл отомстил им впервые:

– Ни хрена подобного. Белорус прадед мой, а с самураями в Китае воевал. Квантунскую армию громил.

– Трофей, значит?

– Точно не знаю. Я прадеда застать едва успел, малой был. Он как-то обронил, что получил в подарок - но конкретные детали, от кого и как, с собой унес на тот свет. Собственно, когда ехал в Японию в турпоездку - прихватил меч. У него хотя бы хвостовик подписан - думал, может чего узнаю о прошлом деда...

А потом он снова оказался у храма Ясукуни, только уже в роли охранника.