Призрак Проститутки
Шрифт:
Хант, вернувшись с обеда, заперся у себя в кабинете. Я предположил, что он говорит по телефону с Вашингтоном. Затем он вызвал Халмара Омэли, и тот вышел из кабинета с бесстрастным лицом. Не требовалось большой прозорливости, чтобы догадаться, что вопрос о требовании отдела Советской России подвергнуть меня тесту на детекторе лжи будет решаться не Хантом, а в Аллее Тараканов. Шифровальная машина молчала.
Порринджер отправился домой в пять, как и Гэтсби. Нэнси Уотерстон сбежала в шесть — так рано она уже давно не уходила. Вскоре за ней последовал Халмар. У меня мелькнула мысль, что они с Нэнси отправятся сегодня вечером куда-нибудь ужинать.
Хант перед уходом задержался у моего стола.
— Что это был за звонок по непрослушиваемому телефону? Опять кто-то заболел в семье?
— Дассэр.
Хладнокровие покинуло его. По лицу пробежало предупреждение о надвигающейся буре.
— Я не хочу, чтобы ты снова пользовался красным телефоном.
— Я и не буду.
Он выскочил из помещения, хлопнув дверью. Я понимал его ярость. В конце концов, не нашими фурами окружать ему лагерь.
Оставшись один в конторе, я впервые с воскресенья почувствовал себя при деле. Очередная встреча с Шеви Фуэртесом на конспиративной квартире была намечена на пятницу, и мне надо было просмотреть его досье. Мои расчеты с ЛА/ВИНОЙ находились в плачевном состоянии. Я уже две недели не занимался ребятами, а они немало пострадали от кровавых уличных драк. Я не провел по книгам счета не только ЛА/ВРОВИШНИ и ЛА/ВИНЫ, но и ЛА/БРАДОРА-1, ЛА/БРАДОРА-2 и ЛА/КОНИКА, — словом, мне следовало навести в делах порядок, чтобы Нэнси Уотерстон не имела ко мне претензий. Окруженный тишиной, я даже почувствовал, как дуется на меня ЛА/КОНИК, гомосексуалист, репортер светской хроники, — ведь мы на этой неделе ни разу не выпивали с ним. Однако мысль о невыполненных делах не раздражала меня, она как бы защищала от едкого адреналина последних трех дней.
В тот вечер, выбрав подходящий телефон для серьезного разговора с Проституткой, я поел один в кафе для шоферов грузовиков в Старом городе тушеного мяса с вином, предвкушая предстоящий разговор в таком радостном возбуждении, словно меня ждала встреча с Салли. Я добыл у официанта пригоршню мелочи, и отяжелевший карман брюк, когда я покидал кафе, похотливо терся о мою ляжку.
К половине одиннадцатого я выбрал телефонную будку для первого звонка, а без десяти одиннадцать вызвал телефонистку международной сети, назвал ей номер Конюшни в Джорджтауне и опустил нужное количество монет. Услышав голос Проститутки, я сказал:
— Перед желтой стеной — белый стол с фиолетовой лампой. Возле него стоит мужчина в коричневом пиджаке, желтых брюках и красных ботинках. Стульев нет.
— Повтори кратко.
— Желтый, белый, фиолетовый, коричневый, желтый, красный. — В переводе на цифры это даст 10-47-15.
— От двенадцати до пятнадцати минут, — сказал Проститутка и повесил трубку.
10-47-15 — это получалось при прямом переводе. А при скосе на три выходило 15-45-45.
Для второго разговора я выбрал ближайший приличный бар. Там было два телефона в кабинках, так что если кому-то понадобится позвонить, а наш разговор будет затягиваться, человеку не надо будет ждать, пока я освобожу телефон. За пять минут до назначенного времени я уже был в кабинке и одной рукой прижимал трубку к уху, а другой удерживал на месте рычажок, чтобы телефон мог зазвонить.
Он зазвонил на четырнадцатой минуте.
— Ну что, возвращаемся к старой ерундовине, — сказал Проститутка. — Ненавижу телефоны-автоматы так же, как и ты.
— На сей раз это было интересно, — сказал я.
— Слишком много уходит времени. — Он помолчал. — Теперь о гигиене. При необходимости для ясности позволительны имена. Если по каким-то причинам нас разъединят, оставайся на месте — я перезвоню. Если через пять минут от меня ничего не будет, жди до полуночи. Я позвоню тогда.
— Перенесите на одиннадцать тридцать, — сказал я. — Здесь в полночь закрывают. Я спрашивал.
— Молодец. Теперь к цели моего звонка. У тебя нет ни малейших сомнений в том, что твой собутыльник называл именно отдел Советской России?
— Сомнений ноль.
— Почему ты об этом не сообщил?
— Мой собутыльник явно хотел, чтобы я именно так поступил. Я решил расстроить его игру.
— Весьма самонадеянно с твоей стороны.
— Могу лишь сказать, что инстинкт подсказывал мне идти таким путем, — сказал я. — У меня было предчувствие, что вы благословили бы меня на такой курс.
— Потрясающе. Знаешь, если б ты спросил меня, я велел бы тебе поступить так, как ты поступил. Этой записочкой русские целились не в отдел Советской России, а гораздо ближе.
— Господи! — вырвалось у меня.
— Да. В УПЫРЯ. Мне кажется, в обивку отдела Советской России проникло какое-то мелкое насекомое. В отделе, в свою очередь, считают, что в управлении есть «крот», но что он в УПЫРЕ. Милый мальчик, ты инстинктивно поступил правильно. Поскольку теперь всем известно, что мы с тобой — к лучшему или к худшему — неразрывно связаны, даже Аллен, если бы ты донес все, как оно есть, в какой-то мере поверил бы утверждению отдела Советской России, что в моем погребе завелся «крот». Я полагаю, Мазаров потому и выбрал тебя. Понимаешь, нет вопроса: они охотятся за мной. Русские ценят меня выше, чем у нас в управлении. И я оцениваю твоего собутыльника выше, чем его оценивают в КГБ. Он чертовски сильный мужик. Держись от него подальше. Для сравнения — он почти столь же компетентен, как я.
— Великий Боже! — выдохнул я.
— Ты ведь не пожелал бы состязаться со мной, верно?
— Нет, сэр. Пока еще нет.
— Хо-хо! Молодчина: «пока еще нет». Ну так, следуя той же логике, держись подальше от твоего нового приятеля.
— Если это позволят.
— Позволят. — Пауза. — Теперь о тесте на детекторе лжи. Тебе не придется его проходить.
— Могу я еще кое о чем вас спросить?
— Господи, нет. Ты узнал все, что тебе требовалось. Разговор стоит кучу денег, а поставить его в счет управлению я едва ли могу.
— Ну, значит, до свидания.
— Да. И помни, что я тобой доволен. — И он повесил трубку.
22
22 февраля 1958 года
Дорогой мой Гарри!
Никакого теста не будет. Если мой муж подобен византийцу в такой ерунде, как ужин с гостями, то когда речь идет о том, чтобы сыграть на струнах управления, он превращается в арфиста, исполняющего Баха. Так что Хью выбрал специальную струну, чтобы вытащить вас из когтей отдела Советской России, и этой струной оказался не больше не меньше как Достопочтенный Барон-Троглодит из вашего отдела Западного полушария, Дж. К. Кинг. Дж. К. не из тех, кто будет приветствовать появление браконьеров из отдела Советской России в своем заповеднике. Так что вы спасены. Ну разве не ясно, что мой муж: может позаботиться о карьере кого угодно, кроме своей жены?
Вообще-то мы с Хью ладим сейчас лучше, чем когда-либо, и после моей болезни он стал куда больше делиться со мной своими делами. Вы и представить себе не можете, какой это существенный для него шаг. — Все чувства Хью сгорели в детстве, когда его мать убила отца. Поскольку он не знает, была ли смерть отца случайной или преднамеренной, его Альфа и Омега, сложившиеся из разных предпосылок, подобны двум королевствам на холмах, разделенных пропастью. Отсюда можете представить себе, как ему трудно доверить мне хотя бы какую-то деталь своей работы. (Вот почему он так огорчится, если узнает, что мы переписываемся.) Вы можете спросить, почему же я в таком случае поддерживаю с вами переписку, и я отвечу, что у нас с Хью типичный брак с кандалами и с бомбой, а именно: мы обручены только наполовину. Альфа-Хью и Альфа-Киттредж соединены брачной клятвой, но Омега-Хью не позволяет ему верить ни одной женщине, а моя Омега стремится быть свободной и одинокой, она исполнена жажды жизни и потому вынуждена страдать в железных параметрах нашего брака.