Призрак Проститутки
Шрифт:
— Жестоко, — сказал я.
— Это разбило Биллу сердце. Если бы ЦРУ не предложило ему перейти к ним, я думаю, он действительно впал бы в депрессию.
Тут мистер Харви вернулся с Сэмом в машину, и мы поехали дальше. А я выключил магнитофон.
12
На магистральном шоссе Нюрнберг — Мюнхен Билл Харви заснул и наутро выглядел таким заспанным, что К.Г. настояла на том, чтобы он заехал в отель перед встречей с генералом Геленом за ранним завтраком.
В лифте шеф, насупясь, сказал:
— Вздремнем полчасика, затем примем душ.
Тридцать минут превратились в час сто тридцать минут и в еще час. И мы с Харви очутились в кабинете Гелена только в полдень.
Генерал оказался не слишком похож на то, каким помнился мне доктор Шнайдер. Отсутствие седого парика открывало высокий лоб, да и усов не было. Выглядел он не старше пятидесяти. У него были четко обрисованные губы, длинный нос с хорошо очерченными ноздрями и маленький подбородок. Редкие волосы были зачесаны назад. Только уши были такие же большие, как в моих воспоминаниях, что придавало ему сходство с летучей мышью. Но времени размышлять, почему генерал Гелен решил явиться в плавучий домик замаскированным, у меня не было. Он ткнул в меня пальцем и произнес:
— Рад снова встретиться.
Я заметил, что его светло-голубые глаза словно принадлежали разным людям: левый был на удивление живой, с огоньком, а правый как у фанатика. Этого я раньше не заметил.
— Джентльмены, — начал Гелен, — прежде всего о главном. Ваш молодой человек имеет допуск соответствующего уровня?
— Вы же сами пригласили его, верно? — сказал Харви.
— Скорее на ужин в ответ на прекрасный ужин, которым меня кормили, но не для того, чтобы лакомиться тем, что я буду говорить.
— Он остается, — сказал Харви.
Не знаю, было ли это сказано из лояльности ко мне или из лояльности к магнитофончику.
— Значит, так и будет, — сказал Гелен. — Он останется, пока вы не решите, что дальше оставаться ему неразумно, или пока мы не закончим разговор.
— Да, — сказал Харви, — решение мы примем по мере продвижения вперед.
— Курите, — сказал Гелен.
Он достал пачку «Кэмел», вытащил три сигареты и положил на стол перед Харви.
— Дражайший Билл, — спросил он, — который из этих гвоздей представляется вам более достойным, чтобы забить им гроб?
Харви внимательно осмотрел предложенное.
— Без лабораторного анализа не скажу, — ответил он.
— Почему бы вам не взять крайнюю слева, — предложил Гелен. — Сделайте пару затяжек. И отложите.
— Ваша игра — вы и начинайте.
— Ну, если вы такой плохой спортсмен, что не хотите воспользоваться предоставляемым вам шансом, придется мне сделать ход.
Генерал взял сигарету, трижды затянулся, загасил ее и протянул Харви окурок.
Харви осторожно снял с окурка бумажку. Внутри было сообщение. Шеф прочитал, небрежно кивнул, словно оно не произвело на него особого впечатления, и передал мне.
Я увидел несколько отчетливо напечатанных слов: «Приезд начальника берлинской базы в Пуллах для обсуждения безопасности КАТЕТЕРА».
— Неплохая догадка, — сказал Харви, — но я не за этим здесь.
— Тем не менее мы можем поговорить о КАТЕТЕРЕ? — И Гелен взглянул на меня.
Харви повел в мою сторону рукой:
— Хаббард к этому допущен.
— В таком случае рано или поздно вы мне скажете причину вашего визита?
— Безусловно.
— Скажите же мне тогда, что я делаю не так.
— Шутки шутками, — сказал Харви, — но я хочу, чтобы вы убрали свою задницу с моей подушки.
Гелен неожиданно хихикнул. Не хихикнул, а дважды пронзительно взвизгнул, словно гимнаст, перепрыгивающий с одной трапеции на другую.
— Это я запомню. Непременно запомню. Английский язык — это такое богатство… как бы выразиться?., настоящая россыпь грубости и вульгарщины, а на самом деле — правда ведь? — такой bissig[37].
— Колючий, — подсказал я.
— А-а, вы говорите по-немецки? — заметил генерал. — Вы, оказывается, редкая птица среди ваших соотечественников, которые знакомы лишь ein bisschen[38] с нашим языком.
— Не рассчитывайте на его знания, — сказал Харви.
— Не буду. Предам себя в ваши руки: буду хромать на английском. Надеюсь, он не заведет меня в тупик.
— Да вы почти идеально на нем болтаете, — сказал Харви. — Перейдем к главному.
— Да. Просветите меня, а потом я просвещу вас.
— Мы можем даже сойтись в одном и том же месте.
— Zwei Herzen und ein Schlad, — сказал Гелен.
— Два сердца и одно биение, — нерешительно перевел я в ответ на вопросительный взгляд Харви.
— Можем мы установить ваши потери в Восточной Германии за эти полгода? — осведомился Харви.
— Мне приятно видеть, как старается ваш молодой человек показать свое знание немецкого, но я не готов обсуждать в его присутствии материал, относящийся к ФСИ.
— А вы думаете, мы говорим в Берлине о чем-то другом? — спросил Харви. Я что-то не припоминал, чтобы Харви обсуждал ФСИ со мной, Гелен же передернул плечами, словно это был бесспорный, хотя и малоприятный факт.
— Что ж, — сказал он, — мы понесли потери. Можно кое-что вам напомнить? До того как я и моя организация появились на сцене, девяносто процентов информации о Советах, которую получала американская разведка, были фальшивкой.
— Ваши данные относятся к сорок седьмому году. А сейчас у нас пятьдесят шестой. В прошлом году ваша сеть в Восточной Германии изрядно пострадала.
— Потери, понесенные нами, больше бросаются в глаза, чем являются таковыми, — возразил Гелен. — Ситуация в Берлине может привести к ошибочным выводам. Берлин показывает наличие взаимопроникновения между ФСИ и Штази. Я бы сам предупредил вас об этом, если бы вы не предупредили меня. Смесь информации и дезинформации может привести к хаосу, если, — и он поднял вверх тонкий палец, — если не обладать моим умением интерпретировать факты.