Призрак в магазине канцтоваров
Шрифт:
Танби не могла вымолвить и слова. Она никогда об этом не задумывалась.
– Учжу, прости, пожалуйста. Не представляю, чем могу все исправить, – пробормотала Танби, еще не отойдя от потрясения.
Юноша остолбенел от удивления. Танби готовилась отстаивать свою точку зрения, хотела разузнать каждую деталь, однако в итоге просто извинилась и сбивчиво начала рассказывать про маму.
Слова давались тяжело, но она справилась, а потом еще раз попросила прощения:
– Я не знала. Прости, что обидела. Наверное, ты меня ненавидишь. Но
Учжу ничего не ответил. Он пытался разобраться с бурлившими внутри эмоциями. Юноша завидовал девушке и ее таланту, считал, что ей все достается легко. Даже не представлял, что казавшаяся ему заносчивой Танби так страдала.
Он видел лишь одну сторону чужой жизни, а остальное дорисовало его воображение. Возможно, на самом деле Учжу ненавидел себя за то, что не смог добиться желаемого.
Танби расплакалась, не в силах справиться с эмоциями.
– Ненавижу тебя. Ты снова меня унизила, – вздохнул он, передав ей платок.
Танби с благодарностью приняла его.
Вечером Танби пришла в магазин.
– Что-то сегодня произошло, – сказал Хён, увидев ее умиротворенное лицо.
– Как узнал?
– Ты изменилась и заметно похорошела.
– Чего? – нахмурилась девушка.
– Выглядишь такой спокойной, – рассмеялся молодой человек.
Танби наконец позволила себе улыбнуться и поведала о разговоре с Учжу.
– Постой секунду. Дай руку, – внезапно прервал ее Хён.
Он закрыл глаза и взял девушку за правую руку. Она поняла, в чем дело, поэтому не стала противиться.
Левой же рукой Хён держался еще за кого-то, невидимого для Танби. Это был посланник смерти.
Спустя некоторое время Хён открыл глаза и не смог сдержать слез.
– Для последнего воспоминания мне нужен был ты, – прошептал Хён.
Посланник ничего не ответил и тихо растворился в воздухе.
– Что произошло? Все вспомнил? – нетерпеливо спросила Танби.
– Да. Теперь могу дорисовать картину, – ответил он, утирая рукавом слезы.
Сердце Танби защемило. Она не знала, радоваться ей или плакать.
А Хён тем временем приступил к последней истории.
Шли дни. Хён постепенно выздоравливал, однако после смерти Сокки считал, что не имеет права наблюдать за восходом и закатом солнца, недостоин есть и пить.
Хо Иль сожалел о глубокой скорби сына, но был рад, что все закончилось именно так: отец спас сына и очистил имя семьи. Он был уверен, что вскоре все наладится и станет прежним.
Однажды их двор пронзил страшный крик. Когда Хо Иль выбежал на улицу, раздался еще один, теперь уже принадлежавший ему самому.
Правая
– Ты! Художник, картины, рука… Что ты творишь? Срочно зовите лекаря!
– Это единственный способ, – заявил Хён, едва держась на ногах.
– Что?
– Потерять руку – единственный способ унять твою одержимость.
– Так вот зачем ты это сделал? Из ненависти ко мне? – холодно спросил Хо Иль.
– Я больше никогда не буду рисовать. А если попытаешься заставить писать левой – отрежу и ее, а если ногами – выколю себе глаза.
– Решил уничтожить наследие семьи Хо из Янчжу? Ты художник в пятом поколении.
– По-твоему, это важнее людской жизни?
– Да! Важнее! Я готов пожертвовать жизнью ради семьи! – закричал Хо Иль.
– Ну так пожертвуй! – в бешенстве бросил ему Хён.
– Чего ты хочешь?
– Сокки был мне братом. Выходит, картины важнее человека? А честь семьи ценнее брата?
– Ты кого братом назвал?! Этого несчастного слугу? – хладнокровно произнес Хо Иль.
Его слова поразили Хёна в самое сердце.
– Как ты можешь так говорить? Ты всегда презирал знать за высокомерие. Когда ты стал таким же, как они?
Хо Иль замолк, а Хён тем временем продолжил:
– Знаешь, почему я помогал католикам? Потому что они не сделали ничего плохого. Как можно смотреть на людей сверху вниз? Я, в отличие от тебя, не собираюсь кичиться происхождением, которое даже не выбирал…
Хо Иль бросился на сына, не дав договорить, и попытался выбить серп из рук. Но Хён оказался проворнее – оружие остановилось в нескольких миллиметрах от его собственных глаз.
Хо Иль замер, боясь пошевелиться. Мужчину трясло от ужаса, на лбу выступила испарина.
– Сынок, успокойся, не делай этого. Я все понял. Остановись, прошу, – умолял дрожащим голосом отец.
– Нет. Я тебя знаю. Тебя ничего не остановит, – в слезах произнес Хён.
Он решительно полоснул себя серпом по левому глазу. Хо Иль истошно застонал.
Оправившись от ран, Хён покинул отчий дом. Сперва он направился к могиле Сокки.
Через несколько дней после заключения его искалеченное тело выбросили, даже не похоронив. Узнав об этом, Хён послал человека, чтобы тот забрал тело и выкопал могилу.
Хён сидел перед холмиком, еще не заросшим травой, как вдруг почувствовал за спиной чье-то присутствие.
– Святой отец! – воскликнул он.
На него смотрел священник, за которым охотилась тайная полиция. Рядом стоял еще один мужчина. Хён узнал его.
– Твой брат Сокки нарисовал для тебя этот рисунок. – Священник протянул свиток.
Хён развернул его и увидел, что работа не закончена. Белый конь рассекал дикое поле в лучах заката, а рядом, на скале, расположился юноша и писал увиденное. Кажется, стало понятнее, что хотел сказать брат.