Призрак в магазине канцтоваров
Шрифт:
Танби сама задавалась подобными вопросами раньше, но подобрать правильный ответ было непросто.
Она какое-то время думала, а затем серьезно спросила:
– Может, душа – сущность человека? И когда она улетает – это значит, что человек выполнил свое предназначение? Ты уже умер, но все равно не знаешь ответа?
– Я умер не окончательно. Будто проснулся после долгого сна, а заснул целых сто пятьдесят семь лет назад. Потом вдруг очнулся в незнакомом мире, должен найти воспоминания и вообще ничего не понимаю.
– А
Танби никогда не рассказывала никому о своем страхе. Она боялась расставаний.
Первый раз она испытала это чувство после смерти мамы. Жизнь в тот момент перевернулась с ног на голову. Девушка не представляла, как можно жить без любимых людей, пока не ощутила на себе. Когда роковая весть дошла до Танби, ее мир будто разрушило землетрясением. Позже это чувство накатывало не раз, всегда было болезненно и мучительно.
Танби боялась ночи. Боялась проснуться и встретиться лицом к лицу с темнотой, шептавшей, что любимого человека больше нет на свете. От одной мысли девушку пробирало до мурашек, поэтому она старалась успокоиться, чтобы просыпаться посреди ночи как можно реже.
Способ борьбы со страхом был прост: без переменной икс не будет изменений и в переменной игрек. Если не будет близких людей, то и расставаться ни с кем не придется. Поэтому Танби никого к себе не подпускала.
Но предстояло новое расставание, на этот раз с Хёном. Она боялась его сильнее, чем ожидала вначале. Танби предполагала, что призрака отпустить будет проще.
– Ужасно хочу попросить у мамы прощения, – внезапно выпалила Танби. – Невыносимо больно оттого, что никогда больше не получится сказать ей «прости». Могу сутками не спать, думая об этом.
– Танби, так нельзя, – покачал головой Хён. – Мама любила и ценила тебя больше всех на свете. Что бы она чувствовала, если бы знала, как ты страдаешь? Не вини себя. Попробуй взглянуть на всё с другой стороны.
После его слов Танби немного полегчало.
– Знаешь, о чем я больше всего жалею? – спросила девушка, грустно улыбнувшись.
– О чем?
– У нас нет ни одной семейной фотографии. Мама предлагала сделать много раз, но я с головой ушла в учебу, и мы так и не собрались. – Танби едва сдерживала слезы.
– У тебя есть с собой фотография мамы? – нарочито громко спросил Хён, делая вид, что не заметил ее слез.
Танби вытерла щеки и вытащила из кошелька фотографию.
– У тебя очень красивая мама, – сказал он.
– Ты специально льстишь. Если честно, ее никогда не считали симпатичной.
– Она прекрасна, как латте.
– Может, хватит общаться с продавцом из магазина напротив? Нахватался у него странных фразочек. А вообще, в каждой эпохе свои представления о красоте, сейчас в моде бледная кожа. Зато теперь понятно, почему ты обо мне так заботишься, ведь я смуглая, вся в маму, – поддела его Танби.
– А ты явно не из робкого десятка, – с улыбкой парировал Хён.
Внезапно
Однажды к ней подошла Намгун и сказала:
– Танби, мы с Тонха снова встречаемся, в общей сложности уже триста восемнадцать дней.
– Мне все равно.
– Даже не поздравишь?
– С чем? Очнись уже. Зачем вы постоянно сходитесь, а потом снова расстаетесь? Тебе от этого не больно?
– Больно. Но еще больнее, когда Тонха нет рядом. Я очень скучаю по нему.
– А как же гордость?
– Мы любим друг друга, о какой гордости может идти речь? Да, ругаемся, но если любишь человека, то обязательно простишь.
Танби вспомнила, что после того разговора внезапно почувствовала облегчение на душе.
Возможно, Намгун была намного мудрее. Сама Танби избегала расставаний, вместо того чтобы встречаться с ними лицом к лицу.
– Давай сфоткаемся. – Глаза Хёна загорелись.
– Но как? Тебя не будет видно, – удивилась Танби.
– Я позабочусь об этом. Ну же, давай!
Танби не стала сопротивляться. Они надели ободки с радугами, солнечные очки в форме цветов и стали дурачиться перед камерой. Впервые за долгое время они выглядели беспечно и счастливо.
Танби распечатала фотографии. Хёна, естественно, на них не было, о его присутствии напоминали лишь висевшие в воздухе ободок и очки. Тогда Хён взял фото, сел за стол, достал тонкую ручку и начал рисовать себя. Танби пристально следила за каждым штрихом.
– Ну как, похож? – спросил он, закончив работу.
Девушка не верила своим глазам, настолько детально был прорисован образ.
– Ладно, признаю. Точная копия, – улыбнулась Танби.
Хён отдал фотографию, и их руки снова соприкоснулись. Тело молодого человека пронзила острая боль – вернулось еще одно воспоминание. Он уже не видел, как Танби прикрепила фото в свой дневник.
Хо Иль после разговора с Ким Инсу выглядел мрачнее тучи, совсем ничего не ел. Он продумывал различные варианты, но выйти из сложившейся ситуации казалось невозможным. Однако жизнь непредсказуема. Случилось непредвиденное, из-за чего Хён не смог прийти на день рождения. За два дня до торжества в их дом ворвались стражи порядка. Хёна обвиняли в поддержке католической церкви.
Хо Иль в оцепенении сидел на ступеньках во дворе и не мог двинуться с места. Он вспомнил о гонениях, начавшихся после появления в стране христианства. Мужчина в ужасе покачал головой, пытаясь отбросить холодящие душу мысли о судьбе сына. Ему не верилось, что Хён мог обратиться в католичество.
Согласно обвинению, Хён перевозил некие документы в своем тубусе. Одна из служанок не выдержала пыток и проговорилась. Она подтвердила, что в дом Юн Сониля часто приходил художник и приносил бумаги. Единственным подходящим под описание человеком оказался Хён.