Призраки бизонов. Американские писатели о Дальнем Западе
Шрифт:
— Свяжите тех двоих, — распорядился Тетли. — Меткая стрельба, насколько я заметил, — сказал он Фернли. — Куда он ранен?
Фернли вспыхнул.
— Достаточно меткая, — отрезал он. — Там так темно было, что временами даже ствола не видно, не то что мушки. — И потом ответил: — В ногу я ему попал.
— Для веревки сберечь хотел?
— Ничего подобного. Я хотел убить подлеца, еще как хотел! Подъем помешал, трудно целиться снизу вверх.
Они разговаривали, будто речь шла о стрельбе по мишени, а ведь мексиканец-то тут уже сидел…
Кто-то из ребят, участвовавших вместе с Фернли в погоне, подошел к Тетли.
— Вот его револьвер, — он кивнул в сторону
Фернли так и впился глазами в револьвер. Потом, не спросясь, взял его у Тетли.
— Что же, — сказал он, повертев его в руках, — сомневаться больше не приходится, а? Если раньше и были какие-то неясности, то теперь все как на ладони.
Тетли следил за ним, пока он рассматривал револьвер, и ждал объяснений.
— Это же револьвер Кинкэйда. Вот, смотрите, — Фернли указал на рукоятку, а потом нам передал, чтобы мы посмотрели. Полное имя Кинкэйда «Лоуренс Лайам Кинкэйд» — было выложено золотыми буковками на рукоятке.
Тетли отобрал револьвер у Фернли и, подойдя к мексиканцу, сунул ему под нос.
— Где ты его взял? — По тону чувствовалось, что уйти от ответа Тетли не даст. Страдавший от боли мексиканец оскалился и затряс головой.
— Если кто-нибудь вытащит пулю у меня из ноги, я вам скажу, — выговорил он.
— Господи, да он никак по-нашему говорит, — воскликнула Мамаша.
— И еще на десяти других языках, — сказал мексиканец, — но на всех только то, что сам хочу. Будьте добры, займитесь моей ногой. Я желаю стоять во весь рост, когда самая потеха начнется.
— Что теперь тебе пуля — другая? — проговорил Фернли.
— Если хочет, чтоб вытащили, так надо вытащить, — сказал Мур. — Время терпит.
Мексиканец оглядел всех нас с той же перекошенной улыбкой:
— Если кто-нибудь одолжит мне нож, я сам управлюсь.
— Не вздумайте давать ему нож, — сказал Бартлет. — Он нож кидать умеет получше, чем многие стрелять.
— Да уж получше, чем эти вот орлы, что правда, то правда, — сказал мексиканец. — Но если боитесь, я даю торжественную клятву: кидать нож не стану. По-хорошему верну его владельцу, вперед черенком, как только управлюсь.
Ко всеобщему удивлению, Тетли-младший взялся вынуть пулю. Лицо его было бледно, и голос звучал сдавленно, когда он это говорил, но глаза смотрели ясно. В душе он все еще боролся за свою идею единственным теперь доступным ему способом. Воображал, наверное, что, если заставит себя сделать что-то очень трудное, это ему зачтется. Он подошел к мексиканцу и опустился на колени, но, когда взял нож, протянутый кем-то из ребят, рука его так тряслась, что он даже начать не смог. Он поднял руку, будто для того, чтобы протереть глаза, и тут мексиканец отобрал у него нож. Фернли поспешно навел на мексиканца карабин, но тот даже внимания не обратил и одним быстрым движением разрезал штанину от бедра до голенища. Нога оказалась мускулистая, здоровенная и совершенно безволосая, как у индейца. Над самым коленом виднелась ранка от пули, с неровным краем, потемневшая, но совсем маленькая; от нее шли вниз узкие, недлинные потеки запекшейся крови. Молодой Тетли, посмотрев на рану, оказавшуюся прямо у него перед носом, встал пошатываясь, — в лице ни кровинки, — и отошел. Мексиканец усмехнулся.
— Любезный юноша, — пустил он ему вслед. — Вот только вида крови, кажется, не переносит. — Потом он прощупал ногу от ранки к бедру: — Пожалуйста, может, кто-нибудь расшевелит костер? А то света мало.
Тетли распорядился, чтоб подкинули хвороста. Он не стал смотреть, выполняется ли его приказ. Он следил за Джералдом, который на нетвердых ногах прошел к опушке, где его вырвало.
Когда костер запылал, мексиканец повернулся, подставил бедро к свету и принялся за работу. Все, не отрываясь, наблюдали за ним. Трудно заставить себя не смотреть на такое, хотя это и неприятно. Мексиканец расковырял отверстие ранки так, что она снова начала кровоточить, и опять начал прощупывать ногу, выше к бедру. Потом, сжав зубы, сделал новый надрез в верхней части бедра. Усмешка застыла у него на лице и стала похожа на оскал, на лбу проступили крупные капли пота. Он немножко передохнул; рана кровоточила пуще прежнего.
— Эх вы, стрелки! — Он с трудом переводил дыхание от боли. Тем не менее, снова взявшись за работу, стал напевать сквозь зубы какой-то мексиканский танцевальный мотивчик. Прервал он пение только раз, ткнув куда-то кончиком ножа так, что нога непроизвольно выпрямилась, а сам не смог удержаться и охнул. Рука у него начала сильно трястись, но он сделал вдох и стал ковырять, обливаясь потом и напевая. Дошло до того, что я не мог больше смотреть, отвернулся и стал глазами искать молодого Тетли. И увидел, что он стоит, опершись рукой о дерево, спиной к костру. Отец тоже наблюдал за ним.
Послышались приглушенные возгласы, и я обернулся. Мексиканец вытащил окровавленную пулю и держал ее, чтобы всем было видно. Потом швырнул ее Фернли.
— Держи, может, в другой раз тебе с ней больше повезет.
Спаркс принес мексиканцу горячей воды, и тот, сунув нож лезвием в угли, начал промывать себе раны пунцовым платком, снятым с шеи. Он так тщательно это делал, будто впереди у него была целая жизнь. Когда нож раскалился, прижег им обе раны. Каждый раз он напрягался, челюсти сжимались, надувались вены на шее и на лице выступал пот, и все же мексиканец отнимал нож медленно, будто ему доставляло удовольствие делать это не спеша. Он попросил немного жира, оставшегося от жареного мяса, смазал прижженные ранки и перевязал одну пунцовым шейным платком, другую носовым платком, вынутым из кармана. Затем как ни в чем ни бывало закурил сигарету.
Медленно и со вкусом затянувшись раза два, он взял нож, которым произвел операцию, и кинул в сторону одолжившего его человека. Нож перевернулся в воздухе и, воткнувшись острием, с легким свистящим звуком ушел в землю почти по рукоятку в паре дюймов от того места, где прежде стоял сапог его владельца, только тот быстренько отпрянул. Мексиканец посмотрел на него с усмешкой.
Мартина и старого Хардуика снова связали. Тетли сказал, что мексиканца можно не связывать, все равно далеко не уйдет. Мексиканец поблагодарил, улыбнувшись сквозь сигаретный дым.
Но когда Тетли начал допрашивать его относительно револьвера, он только и сказал, что нашел его — револьвер валялся у дороги — и прихватил, чтобы позднее с кем-нибудь переслать назад. Тогда Тетли обозвал его лгуном и вторично задал свой вопрос, мексиканец сперва повторил свой рассказ, а потом вдруг обозлился, сделал упрямое лицо, обозвал Тетли безмозглым дураком, закурил новую сигарету и на все стал отвечать «не понимай», как вначале. Мартин подтвердил: револьвер лежал возле проселка, уходящего на запад, на выезде с фермы Дрю, причем, все патроны были на месте; он-де советовал мексиканцу револьвер не трогать, нет смысла увозить его к себе на ранчо, в такую даль, но мексиканец решил, что они непременно встретят по дороге кого-нибудь, кто сможет передать его по назначению. Больше ничего от них не добились.