Призраки коммунизма
Шрифт:
— Земля-то здесь какая горячая, — заметил Сява, укладываясь спать. — Вот вам и юг. Не надо норки искать или в мусор зарываться. Лёг на землю и спи. А хочешь, чтоб помягче было, можно её подрыхлить. Хорошо!
Никто не поддакивал, и попрошайка притих. Ночь наступила рано. Запахи чудных, но несъедобных трав щекотали ноздри. Назойливо стрекотала ещё никем не съеденная козявка. Или она была слишком ловкой, или ядовитой.
Культя лежал на спине и смотрел в небо. Проня вроде бы потеряла к нему жгучий интерес, а, может быть, как
— Ты в меня не кончай, — послышался шёпот Васи.
— Так куда ж, в траву, что ли?
— Вот, дурень. Да в рот мне. Зачем добру пропадать?
«Умная», — с завистью подумал Культя.
Проня неожиданно закашлялась, брызнула слюной.
— Будем её южанам предлагать, — зашептал предприимчивый Сява. — В обмен на тыквочки.
— Найдёшь дураков, — скривился Культя.
— Зачем дураков. Мы ею будем угрожать. Давай, мол, тыквочки, а то познакомим. Здорово? А? Не глупо?
Критик не отвечал. Ему хотелось есть и ещё чего-то непонятного, но хорошего. Может быть, счастья?
14
Под утро сон голодных путников прервал чей-то крик. Первым вскочил осторожный Сява. Он ошарашено повертел головой, но никого не увидел. Кнут тоже приподнял голову и вопросительно глянул на попрошайку. Тот пожал плечами, ещё раз осмотрелся, потом опустился на колени и стал жевать траву.
— Э-э-а-а-а! — протяжный вопль разбудил всех остальных.
В сторонке, невдалеке от их лагеря, умирал человек. Он уже не мог разговаривать, только пучил глаза, весь трясся и временами сильно кричал. По-видимому, он приполз сюда ночью — след от сломанных растений тянулся к северу.
Партбилета при нём не оказалось, все пугливо отпрянули и назидательно посмотрели друг на друга. Теперь предстояло дождаться конца и попробовать реализовать труп с максимальной для себя выгодой. Можно было, конечно, ускорить процесс умирания — придушить бедолагу или стукнуть камешком, но на такое мудрое деяние никто не решился.
— Вот вам и юг, — заливался Сява, уплетая вторую полосатую тыквочку.
— Вкус у неё какой-то странный, — осторожно произнёс Культя.
— Это потому, что она сладкая, — ликовал попрошайка. — Скажите, где ещё нам за покойничка отвалили бы столько? Юг — это всё-таки юг!
— Но торговаться они умеют, — засмеялся Культя.
— Да уж, умеют, — согласился Сява. — Это точно. Только и мы молодцы. Ну, нисколько не продешевили. Я, признаться, и за меньшее количество штук согласен был уступить, но ты так ловко раскритиковал их тыквочки…
— А ты здорово расхваливал нашего мертвяка. Мол, и крупный он, и тяжёлый, и такой аппетитный. У меня с голодухи аж слюнки потекли. Я чуть было не куснул, так ты его красиво расписывал.
— Ха-ха.
— А тебя мы кормим за то, чтобы ты от нас отвязалась, — крикнул разошедшийся Культя Проне.
Девица хрюкнула, поперхнулась, семечки брызнули у неё через нос.
— Да пофли фы фсе ф фопу, — прошамкала Проня, вгрызаясь в корку. — Фы только дфочить мастефа.
— А может быть, прямо сейчас пойдём на рынок? Сдадим Кал, отоваримся. — Культя мечтательно закатил глаза. — Дорогу в город нам указали…
— Какой такой сейчас Кал? — возразил Сява. — Откуда? Столько дней не ели. На рынок завтра пойдём. Кал как раз и созреет. Что нам на рынке без Кала делать? Кому мы там без нашего говна нужны? В нас если что и есть ценного, так это наши фекалии, говоря научно.
— А способности? — не согласился Культя.
— Способности наши нужны только лично нам, а не им. Не колхозникам, во всяком случае. У колхозников от наших способностей башка каждый день трещит.
Проня дожевала последнюю корку, собрала семечки в тряпицу, рыгнула, пошмыгала носом.
— Фто-то ноф не фунфыклирует, — пожаловалась она самой себе.
— Ну что, в путь? — сказал Сява. — Подойдем поближе к городу, переночуем, а утром — на рынок.
Все встали. Проня, проходя мимо Культи, зажала пальцем одну ноздрю, вдохнула поглубже, натужилась… Фонтан соплей, мякоти и семечек окатил критика с головы до ног.
— Совсем сладкий стал, — удовлетворенно хмыкнула девица и, гордо заколыхав задницей, зашагала впереди всех.
— Хочешь, я тебя оближу? — предложил Сява.
Под вечер появились первые признаки обитания человека. Останки ржавых механизмов торчали из земли. Кучи бетона с истлевающими металлоконструкциями возвышались на месте былых построек. Кирпич, произведённый по встречным планам и повышенным обязательствам, к тому же с досрочным их выполнением к какой-нибудь очередной Красной дате, уже почти разложился, и в местах его применения бугрились рыжевато-красные россыпи. Природа поглощала остатки развитого социализма, превращая в тлен его недоброкачественные продукты. Недееспособная система пожрала саму себя, рухнув под натиском производимого брака, разрушение которого приняло в определенный момент характер цепной реакции.
— Идите все сюда, — позвала Вася. — Здесь такая ямка уютная. И земля мягкая. Самое место для ночлега.
— Не буду я в одной ямке с Проней спать, — заявил Культя. Он побегал вокруг и нашёл лаз в развалинах старого дома.
— Иди ко мне, — позвал он попрошайку.
— Боюсь я в грибах спать, — откликнулся Сява. — Что-нибудь оторвётся да и задавит.
— Так тут всё, что могло, уже отвалилось.
— Жёстко там.
— А мы травки подстелем.
— Нет уж, давай вот здесь. — Попрошайка потопал ногами возле заросшей сорняками железной громадины.
— Ну, давай.
— Глядите, что это? — Вася указала на небо.
— Вороны! — удивлённо выговорил Кнут.
— Какие такие вороны? — не поверил Сява. — Они же летать не умеют.
— А похожи, — заметил Культя, — только маленькие чего-то.
Птицы покружились ещё немного, и вся стая улетела в сторону юга.
— Наверное, это капиталистические вороны, — предположил Сява. — Голодные они поди, вот и летают ещё.
— Да, — поддержал попрошайку Культя. — Наши жирные, откормленные, им не то что летать, ходить лень…