Призраки коммунизма
Шрифт:
— А ты не ори, как на Партсобрании, — одёрнул разошедшегося попрошайку Кнут. — Вот как на рынке отоваримся, так сразу и выходим.
— Совершенно точно, — поддакнул Сява. — Без промедления. Без всяких там отсрочек и проволочек.
— А ты с нами? — спросил Кнут критика.
Тот сверкнул глазками на Васю, посопел, чуть-чуть посоображал и согласно кивнул бровями.
Вася заулыбалась, Культя облегчённо вздохнул. Неуверенность и страх улетучились, он суетливо ощупал карман с Партбилетом, погладил свой таз и торопливо сказал:
— Иду, иду, вы же там без меня вляпаетесь в какую-нибудь историю.
Часть 2. Капиталисты
18
Непогода застала путников в самое неподходящее время, когда до очередного населённого пункта было ещё далеко. Сначала задул злой, напористый, явно засланный капиталистами ветер, который налетал сверху, снизу, с боков, забирался под одежду, деревенил мышцы и суставы. Небо задёрнулось тучами, мелкими острыми колючками заморосил дождь.
Критик Культя прикрывал голову тазом, который ему однажды посчастливилось выкопать из земли и который никак не удавалось выменять на что-то более ценное. И хотя дырявое дно таза совсем не спасало от дождя, он был доволен этой новой возможностью по использованию задержавшейся в его скромном хозяйстве вещицы. Тем более что товарищи откровенно ему завидовали. Критик упорно отвергал посягательства по обмену таза на продукты, фантики и даже на единственное достояние, коим владела девушка Вася. По поводу последнего Культя поколебался, но предложение выглядело слишком несвоевременным. Заниматься этим делом под дождём не хотелось, а откладывать удовольствие до более благоприятной обстановки, казалось рискованным. Вася могла просто вернуть таз и за полученные ею удобства никак не отблагодарить, сославшись на нестерпимые брызги в лицо сквозь дырки в днище.
Дождь всё усиливался. Идти стало труднее. Ноги разъезжались на развоженой глине, а голые поля, с пожелтевшей травой, продолжали тянуться в зыбкую бесконечность.
Вырубала Кнут шёл впереди, рассекая ненастье мощной грудью. За ним, вцепившись в его мокрую рубаху, волочилась Вася. Попрошайка Сява пританцовывал то с одной стороны, то с другой, норовя хоть как-то спастись от ветра. Культя скулил где-то сзади. У него устали руки, и он уже не мог держать таз над головой. Критик взывал к Великому Кузьмичу, к Партии, падал, вставал, осенял себя звездой и громко, на всю округу, честил то проклятых буржуев, то Сяву самыми мерзкими словами.
— Наверное, мы идём туда, не знаю куда! — кричал Культя. — Связался я с вами на свою голову.
Много дней назад попрошайка Сява убедил всю их компанию отправиться в поход на юг, уверяя, что там тепло, много продуктов, есть такая еда — орехи и что тамошние тыквочки, в отличие от нашенских — сладкие.
Товарищи не реагировали на вопли критика, продолжая целеустремлённое продвижение вперёд. Все знали, что Члены Политбюро уже наверняка приняли неотложные меры, чтобы прогнать непогоду с бескрайних просторов Коммунякии.
К вечеру измотанные ненастьем бродяги почувствовали близость населённого пункта. Проступили тропы. Сбегаясь и ширясь, они превратились в дорогу, идти по которой было не легче, чем по полям. Дождь почти иссяк. Лопнули грязные тучи, небо заискрилось голубыми прожилками. Занемогший ветер притих.
Город, в который забрели путники, оказался самым настоящим городом, сплошь состоящим из древних грибов, рухнувших от старости много веков назад. Большие кучи бетонных обломков были когда-то девятиэтажками, кучи поменьше — пяти. Невдалеке, без крыш, стекол и дверей расположились несколько кирпичных строений, в которых тоже никто не жил. Ветер продувал там всё насквозь, да кое-какие обломки с грохотом падали вниз по причине земного тяготения. Когда-то в этих окаменевших грибах можно было жить, но они неумолимо приходили в негодность от климатических невзгод, упрямо насылаемых проклятыми капиталистами. Поэтому люди селились в норках, обитали в щелях железобетонных груд, а наиболее трудолюбивые сооружали землянки.
И над каждым городом и селом, а иногда в степях и пустынях могуче возвышались памятники Великому Кузьмичу. Вождь стоял незыблемо, уверенно рассекая грудью тлетворные веяния веков, указывая каменным перстом единственно правильный путь всем тем, кто уверовал в него больше, чем в Бога.
Город Краснобратск отходил ко сну. Измученным путешественникам предстояло найти убежище на ночь — спать, зарывшись в мокрый мусор, никому не хотелось.
Сява заголосил фальцетом, испрашивая тёплую удобную норку, предлагая взамен честь, славу и процветание в загробном мире. Охотников меняться не находилось.
— Надо им Васю предложить, — догадался попрошайка. — На подобный товар спрос найдётся.
— Давай лучше тебя предложим, — возразила девица. — Такая круглая задница многих заинтересует.
— У Культи задница круглее, — заметил Сява.
— Но-но, — возмутился критик, — я себе норку за фантик выменяю, а вы хоть за задницы, хоть за пи… в общем — за что хотите… — Культя осёкся, робко глянул на Васю и смущённо замолчал.
Девица фыркнула, недобро осмотрела мужчин и, изогнув бровь дугой, спросила:
— Если мне самой за себя придётся рассчитываться, так зачем тогда я с вами пошла?
Культя встрепенулся. Пытаясь исправить свою оплошность, хрюкнул что-то невпопад и взмолил Великого Кузьмича ниспослать ему подходящие слова для исправления щекотливого положения. Кузьмич упрямо молчал.
Кнут притянул Васю к себе, что-то шепнул ей, засмеялся, и они удалились. Вскоре послышались ругань, шлепки и чей-то быстрый бег — это вырубала дубасил, позарившегося на Васины прелести, недотёпу.
Критик с попрошайкой сняли норку на двоих, вымотав друг друга до изнеможения бесконечным торгом. В конце концов, уладив счёты материальные, Сява начал выражать претензии плотские:
— Ты смотри ночью меня не лапай, а то знаю я вас страдальцев: приснится такому баба, так он готов камень продырявить, а я всё-таки не баба, я — импотент. Так что, хочешь, буравь стенку, хочешь, свой таз, а задницу мою не трогай. Усёк? Скумекал?
Культя мрачно соглашался. Он хотел спать, неимоверно устал от бродяжничества, от бесконечных словесных пут, которыми Сява обволакивал подвернувшуюся ему жертву, выторговывая себе уступки, поблажки, льготы и режимы наибольшего благоприятствования. Стоило хоть чуточку расслабиться, и этот хитрец так ловко обыгрывал сделку, что можно было не только за свой фантик впустить его в норку, но и оказаться должником на всю оставшуюся жизнь. Сегодня Культя не прогадал. Сява обещал представлять его колхозникам как уникального специалиста, обладающего необыкновенными способностями, применение которых ведёт к тому, что все раскритикованные продукты не только перестают приобретаться товарищами Коммунистами, но также начинают быстро плесневеть, гнить и тухнуть. Такое сотрудничество могло оказаться весьма плодотворным и внушало радужные надежды.