Призраки коммунизма
Шрифт:
— Раздавил, — согласился Культя.
— А коль раздавил, значит, виноват.
— Виноват.
— А коль виноват, так давай эту тыквочку мне.
— Так ведь всё пополам. Стекло-то общее.
— Общее целое было.
— А битое, значит, моё? — обрадовался критик.
— И битое общее.
— А раз общее, значит, всё пополам.
Вырубала остановился, сильно озадаченный. Культя его вконец запутал.
— Ладно, давай перекусим, — смирился Кнут. — А то ещё окажется, что я тебе должен.
— Можно и перекусить, — согласился Культя.
— Что-то больно
— Так ведь виноват же…
— Ну тебя… — досадливо отмахнулся Кнут.
28
Но не успели они начать трапезу, как появился попрошайка. Грязный, замотанный в ворох рваного тряпья, он подкатился к Кнуту на полусогнутых ногах и, тряся многочисленными бородавками на заскорузлом лице и сияя подобострастными глазами, забормотал скороговоркой:
— Дай, дай мне кусить. Ох, как мне хочется кусить. Вот этой тыквочки кусить. Всего один разочек кусить. Один разочек, ну два, ну, самое большее, три. Дай, дай мне кусить. Скорее дай мне кусить. Ох, как хочется мне кусить. Я с края кушу, а, хочешь, с середины, откуда разрешишь, оттуда и кушу, с самого неудобного места кушу. А рот у меня маленький, так что я немного кушу. И зубы у меня крохотные, посмотри какие. Я разочек кушу, а потом хвалить тебя буду. Ох, как я хвалить тебя буду. И тыквочку твою похвалю, и тебя похвалю, и одежду твою. Я так хвалить тебя буду, так хвалить, как никто тебя ещё не хвалил. Ох, как я хвалить тебя буду. А уж хвалить-то я умею. Ох, как умею. Ох…
— Да, попрошайка ты способный, — прослушав эту тираду, невозмутимо изрек Кнут, — но тыквочки кусить я тебе не дам.
— Да как же это не дашь? Я же так хорошо прошу. Так умело прошу. Я всю жизнь прошу, других способностей у меня нету…
— А что знаешь ты про мои способности? — поинтересовался Кнут.
— Ничего не знаю, не ведаю, но тыквочка у тебя хорошая, и человек ты хороший, упитанный, симпатичный, сразу видно — не попрошайка. Наверно, ты вор?
— Нет, не вор. Я — специалист по фингалам. Это основные мои способности, и они меня кормят. И представь, как только какого попрошайку увижу, как только начинает он клянчить, такая потребность возникает дать ему в глаз, что прямо не стерпеть. Покормить я тебя, конечно, обязан, коль это основные твои способности, но после того, как ты удовлетворишь мои. Хотя можно и потом, но лучше сразу. Потому что потом, как только ты сожрешь мою тыквочку, я буду злее, чем сейчас, и бить буду с размаха. Так что подставляй или глаз, или ухо…
— А я и не у тебя прошу, — забормотал попрошайка. — Я у него прошу. — Он придвинулся к Культе. — Дай, дай кусить твоей тыквочки. Ох, как хочется мне её поскорее кусить…
— Да кто ты такой? — Культя торопливо заработал челюстями.
— Сява я, Сява, я только просить умею. Дай мне скорее кусить…
— А ш-шаво ты думаешь, что я так прошто вожму и дам? — Критик изо всех сил тянул время и, не переставая говорить, глотал куски, не прожёвывая. — Да ты, можа, и не Коммуништ вовше, а за потребношти бешпартийных никто отвештвенношти не нешот. У нас Коммунижм вшо-таки, а не какой-то там паршивый капиталижм!
— Да как же это беспартийный? — возмутился Сява. — Я всю свою жизнь Коммунист. — Он распахнул свои тряпки и показал Партбилет, крепко привязанный к животу проволокой.
— Дай ему кусить, — посоветовал Кнут. — Ведь всё равно не отстанет. Он тебе так надоест, что ты ему потом пять раз кусить позволишь, лишь бы замолчал.
— Так и ты дай, — жадничал Культя.
— Я ему лучше фингал поставлю.
Сява продолжал извиваться вокруг Культи, заговаривался, лез целовать его лапти, хвалил рубаху из мешковины, восхищался «красотой лица и умом мозга».
— Ладно, куси разочек, — разрешил Культя, постепенно размякнув от восхвалений.
— Пять, пять разочков, — затрясся попрошайка. — Пять маленьких разочков.
— Разочки не могут быть маленькими, — заметил Культя нравоучительно. — Маленькими бывают кусочки.
— Ах, какой умный человек! — закричал Сява. — Такой умный не может быть жадным. У такого умного всегда будут и картошки, и тыквочки, и целая куча фантиков.
— Три раза, — сдался Культя. — Вернее, разочка. То есть, кусочка. И широко рот не разевай!
Попрошайка мигом отхватил чуть ли не половину тыквочки.
— Вот тварь, — возмутился Культя. — А ещё Коммунист называется.
Сява отскочил на всякий случай.
— Только вякни ещё хоть раз, — пригрозил Культя, — сразу в Партком отволоку.
Попрошайка и не думал вякать. Чтобы ещё поесть, надо было искать новую жертву. Таковы строгости Партийной морали.
— Пора на базар идти, — сказал Кнут, пощупав живот. — Ведь мы еще Кал не сдавали. Припрёт не ко времени — и пропадай наши способности зазря.
— Как город ваш называется? — окликнул Культя попрошайку Сяву, который тут же подсел поближе с очень заинтересованным лицом.
— Краснославск.
— Хорошее название, — похвалил Культя.
— Да, да и название хорошее, и город славный, — затараторил Сява. — А какой у нас здесь Секретарь Парткома! Глаза — во! Руки — во! Живот — во! Вот какой у нас Секретарь! А какие у нас тут девки! Не девки, а фантики. Сокровища подземных недр. Вот, какие у нас девки! Рядом со мной одна такая обитает. Проживает как бы. Васенькой её зовут. Уж до чего хороша эта Васенька, до чего аппетитна. Так бы вот прямо и съел её, уж до чего хороша. Прямо не девка, а смак. А уж до чего ловка, вертлява, точно виртуоз. Это я вам с Партийной прямотой скажу. С полной коммунистической ответственностью.
— Ну, так веди нас к ней, — потребовал Кнут.
— Я бы свёл, мне-то что. Привёл бы, и всё тут. Чего не привести, если хорошие люди. Достойные, не жадные. Только вот что-то в брюхе у меня пустовато. В животе, то есть. Надо бы ещё перекусить где-то сначала. Похавать, то есть. Закусить. А потом можно и к девке. Прямо к ней. К голубушке. Как наемся, так сразу к ней и пойдём. А ещё лучше — побежим. Мне всё равно. Я, когда сытый, могу и рысцой бежать, могу и галопом. Только поспевайте. Вот как поем, так прямо к девке и побежим. А хотите — понесёмся?..