Призраки коммунизма
Шрифт:
— Да… — озадачено произнёс Кнут, вставая. Он осмотрел разбитый о песок кулак, плюнул вслед рванувшему во тьму попрошайке. — Да… Этого так просто не возьмёшь. У меня в голове такой треск, что я уже ничего не соображаю. Даже драться не могу.
— И у меня треск. — Культя прижал ладонь к темечку.
— А у меня от него кондрашка, — буркнула женщина. — Он нас тут всех до неё довёл. Житья от него нет. Лучше б вы его убили или с собой увели. Или ещё что-нибудь с ним сделали. Я могу и отблагодарить…
Культя раскинул мозгами. Кнут тоже задумался. Убить Сяву никакой возможности не представлялось. Во-первых, для этого его требовалось поймать, а вне норки он, со своей прытью, был недосягаем. Во-вторых, если бы поимка каким-либо образом и осуществилась, вопли и мольбы этого человека могли привести в замешательство даже самого хладнокровного убийцу. Кнут таковым не был. Культя — тем более. В-третьих, за убийство Коммуниста можно было загрохотать в Партком. Если кто донесёт, конечно. И хотя у Сявы вряд ли имелись преданные друзья, но кто знает… Такой прохиндей вполне мог подкупить для себя какого-нибудь осведомителя.
— Вообще-то говоря, — начал критик, — я бы предпочёл поступить несколько иным способом. Чтобы всем было хорошо и никому не плохо.
Вася слушала внимательно, вытянув шею и широко распахнув глаза. Культя таращился изо всех сил, пытаясь рассмотреть даму получше, но сгустившаяся темнота не позволяла этого сделать.
— Я бы, так сказать, лучше бы кое-кому сам бы, так сказать, заплатил бы.
— Кому?
— Тебе, разумеется.
— Но я убивать не умею. Я же девушка, все-таки.
— Да не надо никого убивать. Пусть его другие убивают. А я желал бы, вроде бы… кое-что… ну как бы… ну это самое… ну вон тое…
— Да что же?
— Ну, это самое.
— Что?
— Ну, вон тое.
— Тое?..
— Ну, кое-что. — Культя многозначительно пошевелил бровями. — Не понимаешь?
— А-а-а. Так бы сразу и сказал.
— Вот я и говорю.
— За фантик?
— А что, можно и так — бесплатно?
— Можно и так, но только завтра.
— Завтра?
— Завтра.
— За так?
— За так. Если потерпишь до завтра. А если срочно, то за фантик. У тебя есть фантик?
— А если потерплю?
— Тогда завтра.
— Ну, я потерплю.
— Ну, терпи. А я спать пошла.
— До завтра?
Вася ничего не ответила и уползла в свою норку.
— Завтра сговоримся, — сказал Культя вырубале. — Заодно рассмотрим её получше. Может, у неё заячья губа или щетина. Или зубы в промежности. Говорят, такое бывает.
— Или по четыре пальца на руках, — добавил Кнут.
— Это ерунда. Вот если горб, то хуже.
— Подумаешь, горб. На коленки поставил и порядок.
— На коленках я не люблю. Они у меня слабые. Хотя… всё это ерунда, конечно, можно и с горбом, коли баба сверху, а вот с зубами в причинном месте я бы поостерёгся. Вдруг откусит? — Культя нервно поёжился.
— Во рту тоже зубы, так ведь не откусывают никому…
— Во рту зубы, чтоб жевать, а там для чего?
— М-м-м… действительно.
— Вот и я говорю.
— Да, всякое бывает, — вздохнул Кнут. — А где спать-то будем?
— Надо было Сяву спросить, а теперь ищи его свищи…
— Так мы в его норке и переночуем, — Кнут сунул голову в отверстие.
— Занято! — рявкнул кто-то из глубины.
— Кто это? — спросил Кнут осторожно.
— Это я — местный вырубала. Щелбаном с ног сбиваю. Сгинь, пока башку не открутил.
— Голос Сявин, — определил Культя.
— Эй, Сява! — крикнул Кнут. — Выметайся! Мы в твоей норке спать будем.
— Как бы не так, — послышалось из темноты. — Ишь раскатили губищи. Размечтались.
— Не вылезешь, мы тебя засыпем.
— Вылезти-то я вылезу, но только вы не обрадуетесь.
— Вот как?!
— Не заснёте вы в моей норке. Даже не задремлете.
— С чего бы это?
— Да я буду так сокрушаться, так стонать, так убиваться…
— А ведь, пожалуй, — сообразил Кнут. — Ведь правда.
Культя развёл руками, вздохнул. Сява был непобедим.
— Так, где же нам заночевать? Посоветуй.
Попрошайка пробубнил, что норок свободных здесь нигде поблизости нет и быть не может. Заняты все. И новые рыть нельзя, потому что и так много нарыто.
— Ладно, в песочек зароемся, — как-нибудь перекантуемся, — решил Кнут.
— А я бы лучше в норке, — мечтательно проговорил Культя. — Всё-таки в тепле. В уюте…
Сява высунул голову наружу.
— Могу уступить свою. За фантик. Норка у меня хорошая, сухая, сенцом выстлана. Такая норка, что спал бы и спал. И не просыпался бы вовсе. А какие сны в ней снятся…
Завладев фантиком и продолжая причитать по поводу уступчивости своего характера, попрошайка побрёл ночевать к своему дружку Басе. Из темноты ещё долго слышались его выкрики, постепенно становившиеся все менее и менее разборчивыми.
25
Норка и вправду оказалась шикарной, без всяческих дурных запахов и вполне просторной. Кнут вытянулся на подстилке, сладко зевнул и, разомлев, скоро очутился во власти райских сновидений. Он бормотал что-то странно ласковым голосом, хватал Культю за плечи, притягивал к себе и начинал жадно лапать. Когда его рука добиралась до яиц, он вздрагивал, пробуждался, с отвращением отталкивал критика, злобно бурча: «Оторвать бы их тебе, чтоб не путались под руками», — после чего сразу отключался и принимался утробно храпеть. Новые сны, овладевавшие вырубалой, были дурнее прежних. Кнут размахивал руками и ногами, принимал бойцовскую стойку лёжа, двигая своего приятеля кулаками то в челюсть, то в живот…