Призраки пропавшего рейса
Шрифт:
— «Таргет» было одним из самых засекреченных военных формирований в мире. Именно поэтому ты наверняка никогда и ничего о нас не слышал. Перед нами стояли очень специфические задачи. Нам поручили охоту за самыми важными нацистскими тайнами — их военными технологиями, wunderwaffe — необычайно продвинутыми военными машинами, а также ведущими учеными.
Начав говорить, старик, похоже, не мог остановиться. Слова, казалось, сами лились с языка, как будто ему отчаянно хотелось облегчить душу от тяготивших ее воспоминаний и тайн.
— Мы были обязаны найти чертежи wunderwaffe, опередив русских,
— Именно так ему и достался тот документ? — не утерпев, поинтересовался Джегер. — Отчет об «Операции Оборотень»?
— Это не отчет, — прошептал дядя Джо. — Это оперативный план. Но вообще-то нет. Документ этого уровня секретности… поднявшийся из черных глубин, само существование которых принято отрицать… он находился вне поля нашей деятельности, даже вне поля деятельности формирования «Таргет».
— Так где же… — начал было Джегер.
Старик махнул рукой, призывая его умолкнуть.
— Твой дед был отличным солдатом — бесстрашным, умным, неподкупным. Во время службы в «Таргете» он узнал что-то настолько шокирующее и настолько темное, что редко об этом говорил. Существовала операция, проводившаяся втайне от формирования «Таргет». В ее задачи входило похищение самых высокопоставленных и печально известных нацистов, абсолютно неприкосновенных личностей, которых нужно было доставлять туда, где мы по-прежнему могли бы «извлекать из них выгоду». Стоит ли упоминать, что, когда твой дедушка узнал об этом, он был потрясен до глубины души. Это привело его в ужас.
Дядя Джо помолчал.
— Прежде всего, он понимал, насколько это неправильно. Это угрожало впустить самое жуткое зло прямо в наши гостиные, что уже само по себе не могло не развращать. Он считал, что все нацистские военные преступники должны предстать перед Нюрнбергским трибуналом… Но тут мы подходим к вещам, о которых я поклялся молчать независимо от каких бы то ни было обстоятельств. — Он бросил взгляд на Джегера. — Ты хочешь, чтобы я нарушил свое слово?
Джегер коснулся пальцами руки старика:
— Дядя Джо, то, что вы мне рассказали, гораздо больше, чем я знал или даже надеялся узнать.
Дядя Джо в ответ похлопал его по руке:
— Мой мальчик, я высоко ценю твое терпение. Мне очень непросто говорить об этом… В конце войны твой дедушка вернулся в САС. Если точнее, собственно САС уже прекратила свое существование. Официально она была расформирована сразу после войны. Уинстон Черчилль, самый великий лидер, о котором только могла мечтать эта страна, неофициально сохранил подразделение. И слава богу, что он это сделал. Специальная воздушно-десантная служба была детищем Черчилля. После войны он руководил ею тайно, в обход всех правил и инструкций, из отеля в центре Лондона. Подразделение располагало тайными базами по всей Европе. В его цели входило уничтожение всех нацистов, ускользнувших от правосудия. Особенно тщательно охотились на тех, кто совершал страшные преступления во время войны. Возможно, ты слышал о гитлеровском Sonderbehandlung — приказе «Коммандос»? Он гласил, что всех захваченных бойцов спецподразделений войск антигитлеровской коалиции надлежало передавать СС для «особого обращения» —
Дядя Джо помолчал. Было видно, как тяжело ему дается погружение, пусть даже только мысленное, в эту бездонную тьму.
— Тайное подразделение Черчилля занялось отловом оставшихся на свободе нацистов. Всех подряд, независимо от их ранга и значимости для рейха. Sonderbehandlung — приказ «Коммандос» — поступил непосредственно от Гитлера. На прицеле у твоего дедушки были самые высокопоставленные руководители нацистского режима. Это привело к конфликту между ним и теми людьми, которым была поставлена задача вывозить этих преступников в безопасное место.
— Выходит, мы боролись сами с собой? — спросил Джегер. — Одна часть пыталась покончить с этим худшим из зол, а другая их защищала?
— Вполне возможно, — подтвердил старик. — Вполне возможно, именно так и было.
— Сколько это продолжалось? — поинтересовался Джегер. — Эта тайная война Черчилля и дедушки Теда.
— Насколько я понимаю, для твоего дедушки она никогда не заканчивалась. До того самого дня, когда его… когда он умер.
— Так значит, вся эта нацистская символика, — снова начал расспрашивать Джегер, — эмблемы «Мертвой головы» и Вервольфа… он собрал ее в ходе этой охоты?
Дядя Джо кивнул:
— Да. Это своего рода трофеи. За каждым стоит какое-то мрачное воспоминание. О задушенном зле. Об уничтожении того, что не имело права на существование.
— А этот документ об «Операции Оборотень»? — напомнил ему Джегер. — Он попал к нему в руки таким же образом?
— Возможно. Вероятно. Не могу утверждать наверняка. — Старику явно было не по себе. — Я почти ничего об этом не знаю. И, само собой разумеется, я не знал, что у твоего деда имеется его копия. Как и о том, что она досталась тебе. Я лишь раз или два слышал упоминания об этой операции. Причем говорили о ней исключительно шепотом. Твой дед наверняка знал больше. Но самые мрачные тайны он унес с собой в могилу. Уйдя безвременно, должен добавить.
— А Reichsadler? — осторожно поинтересовался Джегер. — Он что означает? Что это за символ?
Дядя Джо долго смотрел на Джегера.
— Эта штука у тебя в телефоне — не обычный Reichsadler. Стандартный нацистский орел сидит на свастике. — Старик снова бросил взгляд на телефон Джегера. — Это… это нечто совершенно иное. Тебе следует обратить особое внимание на сферический символ под хвостом орла. — Старик содрогнулся. — Лишь одна… организация использовала такой символ, и это было уже после войны, когда на земле предположительно воцарился мир, а нацизм, тоже предположительно, был раздавлен и похоронен…
В кабинете было тепло. Дровяная печка на кухне исправно отапливала весь дом. Но, несмотря на это, Джегер ощутил, как темный холод вползает в комнату, заполняя ее целиком.
Его двоюродный дед вздохнул, и в старческих глазах снова появилось затравленное выражение.
— Разумеется, я в последний раз видел такого орла… да… почти семьдесят лет назад. И предпочел бы больше никогда его не видеть. — Он снова замолчал. — Ну вот. Кажется, я сказал слишком много. Если это так, то я надеюсь, что твой дед и все остальные… что они меня простят.