Призраки прошлого
Шрифт:
– Я не отдам тебе Милану! Слышишь, Мельгунов?! Даже, если ты отправишь меня на тот свет. Я буду её защищать! Буду являться к тебе в страшных снах! Как призрак, чтобы отравлять твою паршивую жизнь, тварь!
Один из орангутангов развернув бритую квадратную будку, угрюмо процедил сквозь зубы:
– Заткнись! Башку сверну!
Я замолчал, без сил опустился вдоль стены, размазывая кровь по лицу.
– Боже, Олег! Что случилось?!
– услышал я вскрик Лили.
Она подбежала ко мне, потащила в гримёрную, уложила на кушетку. Приложив лёд, завёрнутый в полотенце, к разбитому носу, убежала. Через пару минут около меня возник немолодой, лысоватый мужчина в белом халате.
– Ну-с, молодой человек. Где же вы так хорошо носик задели?
– протянул он.
– Сейчас, посмотрим. Нет, все цело, повезло. Полежите немного.
Когда кровь остановилась, я переоделся в джинсы и рубашку, взглянул в зеркало, отметив, что губа сильно разбита, а нос, слава Богу, пострадал не сильно, и отправился на поиски Лифшица. Проходя мимо студии, заглянул - по центру восседал священный триумвират из Розенштейна, Верхоланцева и Непогоды. Я флегматично прислонился к косяку, сложив руки на груди, решил дождаться приговора. Всё-таки интересно, кто же из них сообщит, что я уволен?
– А, Олег, заходи!
– Верхоланцев приветливо махнул мне рукой.
– Ты чего опять свои тряпки напялил? Мы сейчас будем снимать. Подойди на минутку. Твою ж мать, где ты фасадом-то припечатался? Ладно, замажем.
Я приблизился и осторожно взглянул на Розенштейна, пытаясь осознать, знает продюсер о ссоре с Мельгуновым или нет, но «тётя Роза» даже ухом не повёл.
– В общем, так решили. Будем снимать в трёх частях, - изрёк Верхоланцев.
– Вначале - ссора двух мужиков. По отдельности. Револьвер в руках, и крупным планом лицо Мельгунова. А потом уже раненная Белла на руках у Франко.
– Хорошо, я согласен, - Розенштейн зевнул, показав мелкие белые зубы.
– Дима, ты все доделай, а я пошёл.
– Давид, но мы договорились? Верстовскому увеличиваем ставку?
– спросил Верхоланцев, бросив на меня изучающий взгляд.
– Да-да, - буркнул продюсер.
– Увеличиваем. Только, Игорь Евгеньевич знать не должен.
– Разумеется, - ухмыльнулся главреж.
– Значит, все решили. Мельгунова снимаем отдельно, «восьмёркой», ставку Верстовскому увеличиваем.
Розенштейн кивнул и направился к выходу, тяжело переставляя толстые ноги-тумбы. Я плюхнулся на его место.
– Дмитрий Сергеевич, вряд ли получится.
Верхоланцев с таким изумлением взглянул на меня, будто я сморозил глупость.
– Что случилось-то, твою мать?
– раздражённо пробурчал он.
– Я подрался с Мельгуновым и ...
Верхоланцев взорвался громким хохотом, как ребёнок, до слез, утирая глаза платком. Отсмеявшись, похлопал меня по плечу.
– Слушай, что я тебе скажу. Наверху вопрос рассматривается о сериале на эту тему. Но поскольку Игорь Евгеньевич в сериалах не снимается. Дело это не царское. Главную роль играть будешь ты. Подумай над этим.
– Ну, тогда меня точно уволят из журнала, - обречённо пробормотал я.
– Не переживай. Я звонил твоему редактору, он сказал, что отпускает тебя насколько понадобиться. Переодевайся и гримируйся.
Я пришёл в гримёрную, шлёпнулся перед зеркалом, рассматривая разбитую губу и распухший нос.
– Господи, Олежек, что случилось?
– всплеснула руками Галя.
– Кто тебя избил?
– Охранник Мельгунова врезал.
Она нахмурилась, провела очень нежно по моим волосам щёткой.
– У вас какая-то преемственность в неприязни к Игорю Евгеньевичу. Гриша тоже бросался на него, чуть не задушил один раз. Еле разняли.
– А в чем причина-то была? Из-за гонорара?
– Да нет, конечно. Гриша, конечно, был не доволен, но срывать зло на партнёре из-за денег не стал бы.
Она замолчала, быстро отошла к двери, закрыла на ключ и вернулась.
– Олежек, скажу тебе по секрету. Только ты не смейся, пожалуйста. Гриша как-то признался, что Игорь Евгеньевич предлагал ему некую сделку, обещал, если Гриша согласится, то никогда больше не будет испытывать нужды в деньгах. Понимаешь, они с Юлечкой очень хотели ребёнка, но никак у них не получалось. Какие-то проблемы, нужны были средства, большие, на операцию.
– Но Григорий отказался, - резюмировал я мрачно.
– Да, он говорил, что это то же самое, что продать душу дьяволу. В фигуральном смысле, конечно. Он не мог пойти на это.
Я тяжело вздохнул, слова гримёра подтвердили опасения, но абсолютно не давали никаких доказательств.
– Галя, а почему именно в это место группа приехала? Захудалый городок на отшибе.
– Здесь студия выстроена, с павильонами на любой вкус. Очень удобно. Мы сюда не в первый раз приезжаем.
– А кому студия принадлежит?
– Бенедикту Романовичу. Ну и частично Вахиду, конечно. Ты же знаешь, Олежек, без этого нельзя, - смущённо добавила Галя.
– Ну вот, все готово.
За разговорами Галя не прекращала работу, я взглянул в зеркало и поразился.
– Потрясающе, вы просто волшебница. Рожа, как новенькая, совсем незаметно, - удивился я, рассматривая грим, под которым скрылся разбитый нос.
– Хороший ты мальчик, - проговорила она с печалью.
– Моему Виктору могло быть почти столько, сколько тебе, Олежек. Но вот, не получилось.
Ненавижу расспрашивать людей об их несчастьях, но я чувствовал - она хочет рассказать сама.
– Он хотел режиссёром стать, поступил в театральное, Щукинское училище. Но потом пришло время в армии служить. Он мог не пойти, но решил, я - мужчина, отслужу, - в конце её голос дрогнул, она отвернулась, пытаясь скрыть предательски заблестевшие глаза. - Олежек, а ты в армии служил?
Я кивнул.
– Тяжело пришлось?
– Поначалу - да. Но меня дед успел научить многому, поэтому со мной сразу считаться начали.