Призраки солнечного ветра
Шрифт:
Медленно шагая к трибуне, Азари почувствовала, что силы ее покидают. Несколько десятков тяжелых сущностей трепыхались в ее упругой утробе, сопротивляясь окончательному перевариванию. Большое количество народа не позволило подтянуть побольше щупалец, чтобы распределить нагрузку на пищеварение более равномерно. Это могло аукнуться рвотой в самый неподходящий момент. Едва Азари представила, как извергает из себя поглощенную пищу на глазах миллионов подданных, а проглоченные сущности сбегают с площади в хаотичном порядке, ее передернуло.
Дойдя нетвердой походкой
Немного помолчав, Азари подняла к своему народу очередной проникновенный взгляд.
— Мне так больно, так плохо. Я слишком люблю вас, чтобы спокойно смотреть на гибель своих детей. Тем не менее, нужно жить дальше, двигаясь вперед. Всеобщее будущее зависит не только от нас. Но и от тех, кто идет рука об руку с Тенями. — с великой, и на этот раз искренней горечью произнесла Великая Мать. — Я говорю о Жнецах. Мне хотелось бы выразить признание, предоставив им совершить заключительное правосудие.
Внутреннее чувство забило тревогу. Азари напряглась, но с места не сдвинулась. Зрители, сидевшие наиболее близко, повставали с мест, сдвигаясь назад. На всякий случай. Королева усмехнулась: трусливые бараны.
Появившись позади трибуны, Жнец старался держаться как можно дальше, в принципе, от всех ближайших тел. Несмотря на то, что протокол предусматривал определенное расстояние, на которое присутствующие отстранялись от источника Пламени, внутренний страх Теней зачастую оказывался сильнее.
Более того, невидимое глазу тело Азари сейчас раздулось и буквально свисало невидимыми слоями с тела-носителя, занимая гораздо больший объем, чем обычно. Жнец приближался. Женщина почувствовала, как под одеждой начала плавиться кожа. Опущенная за трибуну рука, покрывшись волдырями, стала обугливаться. Невидимая плоть напряглась, готовая переходить в проявленную фазу. Приняв величественную позу, Королева шагнула назад, выиграв тем самым пару спасительных метров.
На эшафот взошел мужчина невысокого роста, телосложения, можно сказать, совершенно обычного. Нелепое треугольное лицо казалось немного несимметричным. Многократно сломанный нос таинственным образом имел аккуратную горбинку. Простенькая зеленая футболка и серые штаны выделяли фигуру из пестроты собравшейся толпы своей вопиющей, непростительной серостью. Зажатый в правой руке Сын Преданной магическим образом притягивал взгляды, заставляя ловить каждое движение лезвия с голубыми прожилками щита. Словно свирель заклинателя змей, меч гипнотизировал присутствующих, ввергая в поголовное оцепенение.
Ни один мускул на лице Жнеца не дрогнул, когда по рядам прошлась волна недовольных возгласов, переходящих в непроизвольное шипение. Мужчина знал, что в эту секунду вновь вспыхнула животная, историческая ненависть к таким как он и совершенно этому не удивлялся. Более того, он знал сейчас, о чем думают Высшие: сможет ли он в одиночку убить их всех, если те захотят его растерзать? Высшие ответа не знали, а Жнец знал, что сможет. Но сегодня он поднялся на эшафот не для того, чтобы обменять пару сотен жизней на миллионы человеческих душ, а для того, чтобы получить свои деньги.
Вскинув руку, Азари отдала приказ о начале церемонии. Хотелось, наконец, все закончить и убраться побыстрее от всех этих глаз.
Встав перед заключенным, Жнец посмотрел на опущенную голову:
— Дерфенс Гвендрог, согласно постановлению Обоих сторон Союза, вы являетесь преступником и обвиняетесь в государственной измене. Истекший сорокадневный закон форы дает мне полномочия лишить вас жизни. Все ваше имущество, согласно закону, переходит в распоряжение Высших. Вы изгоняетесь обратно туда, откуда пришли, — спокойно, монотонно и методично отчеканил Жнец, слегка звякнув лезвием меча.
— Я имею право знать имя моего палача, — прохрипел мужчина, вскинув голову и посмотрел горящими, красными глазами в лицо стоящему над ним убийце.
Наступила легкая заминка, заставившая напрячься всех присутствующих. Сжав кулаки, Азари вздохнула так глубоко, что легкие носителя, казалось, готовы были разорваться.
Убрав меч, Жнец обошел генерала. Тот напрягся, ожидая взмаха оружия и своей смерти. Однако, вместо этого почувствовал как разрубаются кандалы, сковывающие его руки за спиной. Испытав облегчение лишь на мгновение, Гвендрог уперся руками о гладкую поверхность эшафота. Вернувшись на свое место, палач вновь посмотрел в глаза приговоренному. Взгляды встретились. Белое Пламя едва танцевало во взгляде Жнеца, сжимавшего в руках оружие. Медленно раздуваясь, оно заставило замерцать кожу наемника.
— Тавель Диендвир, — назвал свое имя Жнец.
Лицо Гвендрога, уже обожженное наполовину, до конца пыталось сохранить невозмутимость. Кожа генерала пошла волдырями. Запахло паленым мясом.
— Назови свое имя, — отдал приказ палач, стараясь удерживать в себе силу, чтобы не убить Гвендрога до того, как пройдет официальная часть.
Громкий хрип, говорящий о безуспешности попыток контролировать связки, вырвался из напряженного, сдавленного горла. Изуродованное лицо обнажило обугленные мышцы и белеющие за ними зубы.
— Маахес, — оскалился Высший. — И я лично приду по твою душу, когда Пламя от тебя отступит.
Облетающая от жара плоть все больше обнажала зубы. Изуродованный оскал так и застыл на лице, потому что Тавель Диендвир в то же мгновение взмахнул мечом, не дав Тени больше сказать ни слова. Отрубленная голова покатилась по ступенькам. Упав, она глухо ударилась о белые камни. За ней пополз плотный, густой дым, уходящий вглубь Марса. Сын Преданной в очередной раз омыл себя черной кровью, капли которой стекали по холодному лезвию.