Призраки солнечного ветра
Шрифт:
Поднятая голова и вопрошающие, полные слез глаза требовали немедленного ответа от своих подданных. Сначала по рядам прошлась волна то ли возмущения, то ли тревожных перешептываний. Потом пестрота собравшейся толпы встрепенулась, осознав, что от нее хотят. Сначала единичные, робкие возгласы стали едва улавливаться слухом то с одной стороны площади, то с другой. Затем они переросли в нарастающую волну праведного негодования, преисполненного состраданием к Королеве. Вслед за первой с ресниц, даже не коснувшись кожи Великой Матери, упала вторая слеза. Огромная, красивая и идеально круглая.
— Нет! Так быть не
Под бушующий гул камеры крупным планом показали плачущих, благодарных детей, обожающих свою мать. В каждом из них была ее частичка. И каждый из них пришел в этот мир с помощью симбиотических способностей Азари. Она помогла каждой Тени закрепиться в этом мире, и полностью заслужила называться Великой Матерью новой цивилизации.
— Мои милые, драгоценные, незаменимые! — растроганная Азари платком утирала прозрачные слезы, обращаясь не только к присутствующим, но и ко всем тем, кто находился по ту сторону экранов во всех точках планеты.
Стоя на коленях, Дерфенс Гвендрог усмехнулся. Тело его задрожало, и, закашлявшись, он начал давиться черной кровью. Руки, скованные за спиной, мешали двигаться. С трудом прочистив горло, он сплюнул тугой, вязкой жидкостью и с хрипом вдохнул. Правда, никто не заметил незапланированной агонии, ибо все внимание было приковано не к нему. Каким-то внутренним, животным чувством Высшие ощущали, что главное произойдет с минуты на минуту, без долгих официальных речей.
— Сегодня я вынуждена сделать то, чего не хочу всем своим существом. Но это необходимо для блага, прежде всего вас, мои любимые, обожаемые дети! — вскинув руки в сторону Теней, Великая Мать будто стремилась обнять их всех. — Пусть правосудие свершится!
Затем, робко прижав маленькие кулачки к груди, Азари спокойной и твердой походкой покинула трибуну, спустившись прямо на площадь. Туда, где на коленях стояли приговоренные. Их уже развернули к толпе, чтобы Высшие могли взглянуть в глаза заключенных. Личные надсмотрщики, что сопровождали каждого из них, предусмотрительно удалились с площади.
Королева шла медленно, вкладывая в каждый свой шаг то, что недосказала там, наверху. Каждое цоканье меленького алого каблучка наполнялось глубоким смыслом. Сотни пар кровожадных глаз сейчас с опаской наблюдали за ней. Хищники. Они — везде.
Вытянув руку, Азари встала позади одной из заключенных. Светлые волосы со значительно облезшей розовой краской дрожали, как и все худенькое тело, облаченное в серую робу.
Ненавижу.
Началось.
Каждый на планете в очередной раз стал свидетелем того, почему именно эта женщина стала тем, кем стала и почему нельзя было оспорить ее несомненное превосходство. Каждый год наблюдая за процессом казни, никто так и не смог привыкнуть к тому, что происходило в это время на площади. Может быть, потому, что каким-то подсознательным образом представлял среди заключенных себя.
Изящная ручка Азари сдавила не менее изящную шейку стоящей на коленях девушки. Тонкие пальцы легко проникли в горло, разорвав мягкие ткани, артерии и трахею. Девушка затряслась, пытаясь вырваться. Ее затуманенный взгляд с жадностью уперся в небо. Королева не отпускала, удерживая слабеющее тело на весу. Черная кровь брызнула во все стороны и потекла по локтю Великой матери. Все, что происходило с несчастной, с точностью до секунды дублировалось на остальных заключенных, окружающих женщину в платье цвета запекшейся человеческой крови. Все тела, словно тряпичные, повисли в воздухе, влекомые невидимым кукловодом. Кровь из разодранных сосудов текла черными струйками, заполняя ниши Двуликого Януса.
Окинув всех диким, яростным взглядом, Азари не смогла скрыть красные угли, танцующие в ее зрачках. Она и не хотела, ибо и являлась тем самым невидимым кукловодом, что стоял за спинами каждого заключенного и каждого жителя на Марсе.
Спрут, оплетающий планету. Уникальное существо. Единственный гигант на планете. Непроявленный монстр, имеющий бесчисленное количество щупалец, что отрастают, отруби ты их от бесконечно разветвленного тела. Залог выживания в те времена, когда храмовники пытались уничтожить пришельца, прижигая отростки один за другим. И не смогли. Оно появлялось вновь и вновь, наращивало массивное туловище, захватывало тела и пожирало себе подобных.
— Я — везде, — говорила про себя Азари. — Расколи кусок дерева и я там, подними камень и ты найдешь меня, окуни главу свою в Марсианские воды и узришь Великую Мать. Бойся. Ты можешь сделать свой последний вздох.
Затихший Марс наблюдал, как сущности заключенных в симбиотических телах пожираются без остатка, всасываясь в ненасытное, невидимое тело Королевы. Человеческое тело Азари чуть качнулось, когда ее сущность на мгновение покинула границы живой плоти. Прилюдная трапеза проходила открыто, гадко и без прикрас. Только идеальная, невозмутимая фигура в красном платье стояла среди всего этого кошмара, покрывая собственной красотой происходящее.
Черная вязкая кровь в шокирующих, неестественных количествах покидала безжизненные, отработавшие тела, и заполняла лик Двуликого Януса. Она словно стремилась покинуть сосуды, вопреки всем законам физики.
Благородные дамы на VIP местах подобрали ножки в дорогих туфельках. Они боялись запачкать их кровью, переливающейся через переполненные желоба и медленно подступающей к первым рядам. Парящие сверху камеры жадно впитывали зрелище, чтобы сидящие по ту сторону экранов могли в полной мере насладиться кровавым узором, вырисовавшемся в камне.
Подняв голову, Дерфенс Гвендрог понял, что теперь настал его черед. Он наблюдал за тяжелой, грузной походкой возвращающейся Королевы. Смотрел на правую руку, по локоть испачканную в крови и забрызганные ею же белые чулки. Даже на расстоянии нескольких метров чувствовал гнилую, отвратительную отрыжку после тяжелой пищи. Стройная женщина приближалась, а вокруг нее колыхалась еле заметная тучная масса.
Пытаться смотреть поверх округлых плеч, обтянутых шелковой тканью, не имело смысла. Дерфенс прекрасно знал, что увидит десятки раболепных подданных, объятых страхом и ненавистью. Да, несомненно, они боялись. Каждый из них своей мелкой, испорченной душонкой. Все до единого. А он не боялся. Никогда. Потому что привык к войне и смерти. Ему было все равно, умирать или жить, ибо итог всегда сводился к одному и тому же. Единственное, чего он все же жаждал в этот момент — это мести. Возможности, которой, ему, к слову, никто предоставлять не желал. Сама сущность Гвендрога обрекалась навсегда раствориться в сознании спрута, став его неотъемлемой частью.