Призраки в горах (Бедный Сэнсэй)
Шрифт:
– А что в черной рамке? – спросил Башир-хан.
– Там сказано: «Это последний снимок фотокорреспондента Мишеля Леграна, доставленный в редакцию журнала уже после его смерти. Мишель Легран находился среди атакующих муджахедов и погиб от пули русских».
Все сидевшие за обеденной скатертью дружно воздели руки к потолку и произнесли слова молитвы за погибшего.
Башир-хан сидел гордый и важный, как живой монумент. А в душе его все пело и ликовало. Слава Аллаху! Пронесло! Журнал и фотографии в нем – лучшие доказательства!
Поздно вечером, когда все приглашенные и гости удалились, Башир-хан пригласил Рахманкул-бека
– А этот перс, как ты думаешь, действительно стоящий специалист по ракетам?
– Что он разбирается в ракетах, я сам видел, мой господин. Нас водили на полигон и мы там наблюдали за запусками. Руководил солдатами этот самый перс.
– А ты полагаешь, что он настоящий перс? – спросил Башир-хан.
– Не знаю, мой саиб, – признался Рахманкул-бек. – Может быть, да, а может быть, и нет.
– Поживет с нами, разберемся, – заключил Башир-хан. А сам подумал о том, что перс он, может быть и настоящий, но то, что связан с западной разведкой, скорее всего с американской, – это вне всяких сомнений, и он-то об этом уже догадался.
– Есть еще одна новость, мой саиб, – сказал Рахманкул-бек почти в самом конце своего доклада, как бы на закуску. – Следом за нами идет большой караван, снаряженный французской миссией в Пакистане. Там оборудование для походного госпиталя, медикаменты, много денег и продовольствия, даже две женщины-врача.
– К нам приедут? – обрадовался Башир-хан.
– Нет, мой саиб. Только через наши земли их тропа проляжет. Караван идет дальше и на восток к Бадахшану…
– Интересно! – произнес Башир-хан, и радость, которая поселилась в его душе, разом померкла.
Он с горечью подумал, что ему, Башир-хану, французы прислали только журнал с фотографией, а деньги, продовольствие, женщин-врачей шлют другим… Башир-хан долгим и выразительным взглядом посмотрел на Рахман-кул-бека. Тот умел разгадывать мысли своего повелителя.
– Мой господин, караван будет наш.
2
Наступал Новый год.
Взвод разведчиков встречал его в своей ленинской комнате. Ее украсили юмористическими рисунками и новогодними пожеланиями. Это постарались лейтенант Чепайтис и сержант Уразбаев. Ташкентец Уразбаев довольно прилично умел писать витиеватые буквы, а Антонас рисовал смешные рожицы. Тигриные рожицы у лейтенанта получались разные – смешные и грустные. Смешные, бравые были в касках с красными звездами а грустные – в душманских черных чалмах, с трусливо поджатыми хвостами. Красок художник не жалел, рисунки получались яркие, броские и весьма оригинальные. Над ними красовался призыв: «В год Огненного Тигра – повысим огневую мощь!».
Сержант Гришин имел друзей среди вертолетчиков и под вечер приволок от них целую охапку арчовых веток, бамбуковых метелок, камыша. Летчики летали по заданию в горы и там наломали
– Все, ребята! Оформление закончили, – сказал Антонас, вытирая руки, измазанные краской, о ветошь. – Всем освободить помещение! Остаются только дежурные. Им готовить столы.
– А когда начнем встречу? – спросил кто-то из солдат.
– После окончания кино. Встречать Новый год будем по местному времени.
В солдатском клубе – огромной палатке, в которой еще недавно размещалась столовая, тесными рядами стояли самодельные скамейки без спинок. Сегодня демонстрировалась кинокомедия «Карнавальная ночь». Фильм старый, хорошо знакомый каждому, но главное – смешной. К клубу со всех сторон ручейками стекался весь небольшой гарнизон.
– Пошли, Олег, а то без места останемся, стоять придется, – сказал Волков.
– Да видел я этот фильм сто раз! – ответил Бестужев.
– А что будешь делать? На свежем воздухе не прокантуешься, холодно, – вставил слово ефрейтор Седугин.
– Хотел письмо домой написать, – размышлял Олег.
– Завтра будет время на письма, – сказал Седугин.
По дороге в клуб Олег неожиданно встретил старшего лейтенанта Елизарова – своего «кровного брата». Офицер шел нагруженный, как говорят, под завязку: в одной руке – охапка арчовых веток и завернутый в бумагу букет цветов, в другой – коробка с тортом и увесистая сумка. Узнав летчика, Олег попытался было проскользнуть незамеченным, он понимал, что тому сейчас не до него. Но Елизаров сам окликнул сержанта.
– Уже выписался? – обрадованно спросил Константин.
– Да! Вхожу в ритм солдатской жизни.
– Куда направляешься?
– В клуб, кино смотреть.
– У» сестренки» был? Поздравил с Новым годом?
– Нет, – Олег смутился.
– Как же так, «братишка»? Она же тебе свою кровь давала, а ты ее поздравить не соизволил.
– Замотка сплошная, да и вроде лезть на глаза неудобно. Ей, видимо, не до меня сейчас.
– Где ты воспитывался? – наседал Елизаров.
– В Москве, – автоматически ответил Олег.
– Что-то не видно в тебе столичного лоска, – назидательно произнес Константин и добавил: – Помоги мне. Возьми вот сумку и ветки. Пойдем вместе к Валентине.
– Мы пошли, Олег, – сказали ребята, – а то опоздаем!
Елизаров и Бестужев по заснеженной дорожке направились в сторону госпиталя. Олег невольно вспомнил, что два дня назад по ней шел в сторону своей казармы. Как он тогда радовался снегу! А сейчас его ничто не утешало. Шел почти по принуждению. Ругал сам себя мысленно, что поздно заметил Елизарова… Ну, а что дальше? Придет, поздравит медсестру с «наступающим», увидит дежурную улыбку, услышит приличествующие в таких случаях слова благодарности. А что дальше? А дальше – топай себе в обратную сторону, сержант Бестужев, поскольку твое место сейчас за солдатским столом… Где нет ни женщин, ни традиционного шампанского. Тем более что еще когда лежал в палате, Олег не мог не видеть, как вспыхивали искорки в глазах Валентины, когда появлялся старший лейтенант с пучком полузасохших степных или горных трав. У них, судя по всему, что-то «завязывается», и Олегу остается весьма незавидная роль третьего лишнего…