Призраки в горах (Бедный Сэнсэй)
Шрифт:
– Рана быстро зажила? – поинтересовался Елизаров.
– Как на собаке, – ответил Олег.
– Моя кровь, – констатировал летчик. – У меня так с детства. Любая царапина на глазах затягивается.
– А у нее, у «сестренки», тоже такая быстрозаживляющая кровь? – спросил Олег.
– А ты злюка, Олег, замечу тебе по-братски, – сказал Елизаров и тут же улыбнулся: – Может быть, ты желчный такой от смеси трех кровей получился?
– Может быть, – согласился Олег.
– Распределим роли, – уточнил Елизаров. – Ты вручаешь хвойный букет и эту сумку, а я остальное.
– И топаю обратно, –
– Я ж сказал, что ты злюка, да еще и невоспитанный, – повторил Елизаров без злобы. – А насчет твоего пребывания, так я по телефону договорюсь с капитаном Дорохиным, он сегодня дежурит в штабе.
– Не позавидуешь командиру, – примирительно произнес Бестужев. – В такую ночь – и дежурить!
3
Валентина их встретила приветливо, даже радостно. Улыбнулась, а потом быстро каждого обхватила руками за шею, чмокнула в щеку.
– С наступающим, мальчики! Как я рада вас видеть! Проходите!
И от ее искренней улыбки, от ее рук и губ Олег на какое-то время растерялся, а сердце забилось в приятном волнении.
– Проходите, мальчики!
Константин торопливо сорвал оберточную бумагу, и у него в руках вспыхнул алым костром букет густо-красных роз. Они, казалось, излучали неправдоподобный свет. И нежный аромат тут же заполнил комнату. Несколько секунд Валентина молча смотрела на цветы широко раскрытыми глазами. Потом всплеснула руками и восторженно выдохнула:
– Какая прелесть! Обалдеть можно!..
Она наградила Елизарова долгим благодарным взглядом и с букетом в руках поспешила в свою комнату. Константин и Олег последовали за нею.
– Девочки, смотрите, как нас поздравляют! – восторженно произнесла Валентина.
Девочек в комнате было двое. Обеих Олег знал: сестра-анестезиолог Надежда Мельникова и афганская учительница Сухейла. Надежда мельком скользнула безразличным взглядом по Бестужеву, с ласковой теплотой посмотрела на старшего лейтенанта. Розы, конечно, мог достать только он, человек, у которого в руках была крылатая машина.
Олегу стало не по себе от такого взгляда. Но он встретился глазами с афганской учительницей и смутился. Действительно, было от чего придти в смущение: смуглое, удлиненное лицо с нежной, словно у свежего персика, бархатной кожей. Сквозь смуглость на щеках пробивался румянец, а глаза большие, чуть раскосые, яркие, в их глубине – искорки, словно раскаленные угольки. Олег почему-то явственно ощутил запах ее кожи, чуть горьковатый, будто ольховый дымок костра.
Олег и Сухейла не сказали друг другу ни единого слова, только улыбнулись. Но и этого Бестужеву было более чем достаточно. Ослепленный мимолетным взглядом Сухейлы и играющей на ее губах тонкой улыбкой, он почувствовал какое-то неясное и тайное ожидание.
Тем временем Надежда сбегала на кухню, принесла трехлитровую банку с водой и ставила в нее розы. Валентина и Надежда охали вокруг цветов. Константин, еле сдерживая рвущуюся наружу радость, не отходил от них.
– С наступающим праздником! – произнес наконец Олег, выдавливая из себя каждое слово и сам удивляясь нежданно нахлынувшей на него робости и растерянности. – С Новым годом, Сухейла!
– И тебя… прости меня,
– Почему именно с русским?
– Это ваш праздник, русский.
– А в Афганистане разве не отмечают Новый год?
– Обязательно отмечают, – Сухейла скромно улыбнулась. – Новый год – большой праздник для афганцев.
– А как называется по-вашему?
– Науроза, – ответила Сухейла.
– Науроза? – переспросил Олег.
– Да, науроза.
– Тогда разрешите, Сухейла, мне поздравить вас с наурозой!
– Спасибо! Ташакор! – снова улыбнулась Сухейла и тихо пояснила: – Наш афганский Новый год будет в марте. Когда день и ночь станут совсем одинаковыми. Есть такой день, первого хамаля называется. У вас первого января праздник, а у нас первый хамаля. Наш народ начинает новый год с этого дня. Таков официальный календарь. Это называется солнечная хиджра. Слово «хиджра» не знаю как будет по-русски. Это такой счет.
– Понимаю, Сухейла, – Олег кивнул, – понимаю.
– По вашему календарю это будет двадцать первое марта.
– День весеннего солнцестояния, – быстро сказал Олег, вспоминая школьные уроки. – В нашем народе еще говорят, день-солнцеворот, солнце на лето поворачивается.
– И годы наши разные. У вас завтра начинается одна тысяча девятьсот восемьдесят шестой. А у нас по мусульманскому календарю в марте начнет отсчет одна тысяча триста шестьдесят четвертый год. Потому что у вас счет идет от рождения Иисуса Христа, а у мусульман – от своего пророка.
– Понятно, – кивнул Олег и спросил: – По-восточному новый год имеет название Огненного Тигра, так, да?
– Да, будет год Тигра-огонь. Только это не солнечная хиджра, а лунная. Эта хиджра начинает свой счет от новолуния в месяц Водолея. Так будет начинаться год Тигра-огонь.
Пока они беседовали, Валентина и Надежда быстро накрыли стол. В основном были местные фрукты, свежие и сушеные. В тарелках громоздились яблоки, мандарины, горкой лежали сушеный инжир, курага, изюм, а также тонко нарезанная колбаса и сыр. В вазочках – конфеты в бумажных обертках. Константин принес кипящий электрочайник.
Расставили чашки с блюдцами. Олег понял, что стол накрыт для приличия, чтобы угостить гостью. Он, сержант, конечно же, был не в счет. Новогодний стол соберут попозже, когда он и Сухейла удалятся. Ему стало обидно и за себя, и за гостью. У нее же нет никого из родных! Вслух он ничего не сказал. Он видел, что Сухейла была откровенно рада и этому приему, и не хотел портить ей хорошего настроения. Она все принимала за чистую монету, верила искренне.
Олег оглядел стол, выбрал самое крупное, самое красивое яблоко. Вынул из-за голенища небольшой трофейный кинжал – память о схватке с четырьмя душманами на горном выступе. Потом его у раненого Бестужева взял Волков и сохранил для друга, когда тот пришел из госпиталя. Кинжал был знатный, как говорили знающие ребята, выкован из дамасской стали, на лезвии около рукоятки имелась витиеватая арабская вязь. Олег зигзагом, угол к углу вогнал лезвие до самой сердцевины.