Призвание: маленькое приключение Майки
Шрифт:
Никифор говорил, что директор строг, но справедлив. Дружелюбие сплетницы казалось Майке ужасно несправедливым.
— Ну, чего? Колотись, — сказала Савонаролова, усаживаясь на подушечку перед столом с печатной машинкой.
Майка робко постучала.
— Ворвитесь! — послышался голос.
Майка толкнула дверь — и не поверила своим глазам.
Директор Пан
Чтобы стряхнуть наваждение, Майка аж зажмурилась. Однако, открыв глаза, убедилась, что ничего не пропало.
В противоположном
— Никифор… — объявила Майка очевидное. — Здрасте!
В тот же миг в ее голове все виденные прежде мелочи совпали, сложились, утряслись — и серьезный костюм бородача, и его доскональное знание всех таинств «Детского мира», и не всегда высказываемое, но вечно ощутимое уважение, которое испытывали к нему здешние обитатели. Майкин провожатый и есть тот самый строгий директор!
— Здравствуйте, Майя, — подчеркнуто официально произнес Никифор и… закудахтал.
Директор Пан сдерживал смех, но тот упорно рвался наружу. Кабинет был впору Никифору, однако на счастье девочки, его лицу, как и прежде, была впору задорная улыбка.
— Разыграли, как дурочку, — Майка не сумела спрятать обиду. — Опять я в лужу села.
— В некотором роде ты там и находишься, — согласился Никифор. — Однако вынужден заметить, что это целиком и полностью ваш выбор, Майя Яшина, а нам не оставалось ничего другого, как принять ваши условия. Главное правило призвания гласит: мы играем по вашим правилам! А это значит, что мы принимаем тот вид, который от нас ждут. Если девочка считает, что все время садится в лужу, то мы обязаны войти в ее положение. По Соньке — шапка, по Майке — маета…
— И ничего не сказали…
— Зачем говорить, когда можно не говорить? — Никифор захлопал глазами. — Молчание — золото. Ну, сама подумай, корявка, разве смогли бы мы друг друга понять, если б я сразу заявил тебе, что руковожу целым «Миром»?
— Наверное… — опыт общения с директорами у Майки был невелик, так что быстрого ответа она не нашла.
— Ни за что! — оборвал ее Никифор. — Дети боятся директоров. Все, как один. Будто мы звери, какие, — теперь его голос звучал жалобно. — А мы люди. Как и все, только немного по-другому называемся. Правда-правда. Со своими плюсами и минусами. Обыкновенные люди. Плешивые и бородатые…
Майка рассмеялась. Обида ушла, не оставив даже осадка. Теперь можно было и оглядеться.
С одной стороны было большое окно с тяжелыми темно-красными шторами. С другой — ряд книжных шкафов из темного дерева со стеклянными дверцами, сквозь которые виднелись ряды книг. Через весь кабинет-пенал тянулся длинный стол, образуя со столом Никифора букву «Т». Он был накрыты пышной, до самого пола, темно-вишневой скатертью. Тяжелая, как ковер, по краям скатерть была украшена золотой бахромой.
— Богато! — сказала Майка.
Но самой интересной была стена за спиной Никифора, в которую упирался взглядом всякий, кто входил в кабинет. По самому центру её красовалась огромная книга. Подвешенная за углы на четырех золотых цепях, она и сама выглядела драгоценной — потемневшей от времени, кое-где зеленоватой, с окантованными в металл уголками. Настоящий кладезь. Совсем скоро Майка познакомится с этим дивом поближе, но пока ей лишь было ясно, что у директора все организовано правильно, красиво и очень подходит к Никифору.
— И как тебе? — спросил он.
— Очень нравится, — призналась девочка.
Будь она директрисой, то устроила бы себе все именно так. Ну, может, только ковер на стол класть бы не стала, а положила б его на пол.
— Что ж, — Никифор похмыкал, — пришел срок ознакомить тебя по всей форме…
Он вышел из-за стола и встал перед школьницей, вытянув руки по швам.
Девочка тоже вытянулась в струнку и подняла подбородок, подражая отцу на военных парадах.
— Имею честь проинформировать, — заговорил директор Пан. — Опытные испытания, проведенные 21 мая 1995 года по времени Прочего мира, показали, что Майя Яшина является подлинным дароносцем высшей категории по всесветному каталогу талантов… — он замолчал, глядя впереди себя, и закричал. — Брысь отсюда!
Майка обернулась и успела заметить, как тень под дверью посветлела.
— Ушла, — удовлетворенно произнес он.
— Кто?
— Известно кто? Та самая, что пытала тебя про Никишку-худоплета, — хитро ухмыльнулся директор.
Майка покраснела и, смущаясь своего смущения, спросила:
— Если вы все знаете, то зачем…
— Зачем в секретарях держу? — перебил Никифор. — Лучшего организатора не найти. Расторопна, знает всех и про все, а то, что сплетница — так это не самый худший из побочных эффектов. Побоку их, — весело произнес директор.
— Побоку… что? — осведомилась Майка.
— Ах-да, ты ж новенькая, — спохватился он. — Нет такого дара, который не имел бы побочных эффектов. Математики могут быть страшными занудами, писатели — кошмарными разгильдяями, а провидцы — вечно в кого-нибудь влюбленными. Дар — это вроде основного блюда, но к нему всегда прилагается дополнительное.
— Как в столовой?
— Как в ресторане. К сочному бифштексу — и листики салата, и ломтики жареной картошки, — последнее Никифор промурлыкал, будто кот. Странно, что он при этом не облизнулся. — Иногда, лишь побочные эффекты позволяют распознать дар. Кстати, есть один любопытный способ выявления дароносцев.
— Какой?
— Спорный. Мы отыскиваем детей, которые считаются некрасивыми.
Майка собралась обидеться. Она была согласна считаться круглой дурой, двоечницей, дурной девчонкой, балаболкой, но признавать себя уродиной она не собиралась ни в коем случае.
«Ни-за-что!» — сказала себе Майка. И была совершенно права.
— Я сказал «считаются» некрасивыми, — уточнил Никифор. — Тебе разве не прочли сегодня урока об относительности внешней красоты?
Он принял картинную позу и так по-особому повел головой, что не узнать мистера Гифта было невозможно.