Призвание: маленькое приключение Майки
Шрифт:
— Какие например?
— Справедливость, Равенство, Братство, Мир, Любовь, Закон, Неподкупность.
Майка испуганно заморгала.
Директор не верил в правдивость Больших и Главных Слов, и десятилетнего ребенка это очень беспокоило.
— Ну, вот, скажем, болит у тебя зуб, — пустился Никифор в дальнейшие объяснения. — Ты приходишь к врачу, а он домой собирается. Говорит, что время приема закончилось, а ему пора ужин кушать. Ты плачешь, ты говоришь, что у тебя голова от боли раскалывается, ни спать не можешь, ни есть, ни жить. А врач в ответ только и знает: «Равенство! Равенство!
— Вот же гад, какой!
— Формально он прав, а по-человечески?
— Хитрованец!
— И какое у него Запорное слово?
И пока Майка думала, директор со скоростью необыкновенной умчал ее еще куда-то и поставил перед другой — матово-стеклянной — дверью.
— Демагогия, — сказала Майка.
Ай-да, Марь-Семенна с ее секцией марафонного кросса.
В хрусталях
Таблички на двери не было — и правильно. Ни тогда, ни позднее Майка не смогла подобрать нужного названия кабинету Феи Телянчиковой.
Он был несравненным: одновременно и пустым, и полным, и воздушным, и приземленным. Здесь все просвечивало, проглядывалось, переливалось — будто ворох мыльных пузырей, которые взяли, да остекленели.
Замысловатые колбочки-вазочки-трубки, которыми комната была набита сверху донизу, не бросались в глаза, а словно подкрадывались: вот, кажется, ты находишься в большом пустынном помещении, но стоит протянуть руку, как обнаруживается препятствие, которое при ближайшем рассмотрении оказывается огромной банкой с бесцветной жидкостью. Ты отступаешь, а там, на особой стеклянной полянке, произрастают хрустальные цветы. «Звяк-звяк, — предупреждают они. — Осторожно!». Ты обходишь их стороной, боясь повредить хрупкую красоту, но возникает новое препятствие: прозрачная стена. «Стук-стук, откройся», — ударяешь по ней пальцем, а чуда не происходит. Стена надежно запирает ту часть кабинета, где можно разглядеть небольшой столик из матового стекла, нему — такой же стеклянный стул, а на стуле — бирюзовый слоник, размером с кошку.
Майка залюбовалась на слоника: какой же милый!
Слоник возил зеленым хоботом по столу, сбивая в кучу бумаги, ручки, карандаши…
— Бумс, — это упала чернильница. На белом полу расплылось темно-красное пятно.
— Тоша, гадкий элефант! — из ниоткуда, словно соткавшись прямо из воздуха, перед слоником возникла Фея. Ножки ее были обуты во все те же яркие сапожки, а вот голову с туго заплетенной черной косой украшала пышная ярко-желтая хризантема.
Подхватив слоника, она отнесла его в глубину комнаты, где поставила на белоснежный комод возглавлять вереницу других элефантов — Тоша был из них самым крупным.
— Мумс, — толкнулась на Майку Тошина обида.
Фея погрозила пальцем, и он послушно замер, притворяясь безделушкой.
«А кто-то говорил, что доносчикам тут нельзя быть», — подумала девочка.
По каким-то приметам она угадала, что слоник — из той же породы, что и Майкины жужики.
— Ребенок, — стеклянная стена между Феей и Майкой растворилась, — я ожидала вашего присутствия. Мы должны провести доверительно-личную беседу… — она указала на бледно-голубой диванчик, который Майка поначалу приняла за пятно на белой стене.
— Займемся, — сказала Фея, усаживаясь на свой стеклянный стул, желтая хризантема возле ее уха затрепетала. — Имеются пожелания? Да, я вижу, у вас они имеются, — она оценивающе оглядела Майку. — Вы грезите о преображении. Ведь так?
Девочка не знала, что ответить: обманчивая пустота, Телянчикова, будто парящая на своих высоких каблуках… Ей показалось даже, что у нее двоится в глазах.
Майка поморгала, но легче не стало.
— Не отпугивайте наваждения, — сказала Фея. — Напротив, надо клубить его вокруг себя, притягивать… — она вытянула руки и зашевелила длинными пальцами, будто играя на несуществующем рояле.
Майка замерла, но кроме легкого перезвона стеклянных колб и вазочек, она ничего не разобрала.
— Вам еще незнакома фата-моргана. Воздушные замки обходят вас стороной, — снисходительно улыбнувшись, мелодично произнесла Фея. — Или вы минуете замки… — она приложила ко лбу ладонь и замерла, наподобие героини немого кино.
Задумалась.
Майка смиренно ждала.
— Предположим, вы почиваете, ребенок, — наконец вымолвила Фея. — Все вокруг только сон, который создан специально для вас.
Она ткнула пальцем в пространство перед собой, и Майке почудилось, что по воздуху разошлись волны.
— Все для вас, потому что вы придумали этот мир от самого начала и до самого конца…
«Вот уж вас я бы ни за что не посмела придумать», — мысленно возразила девочка.
— Ребенок! Вам хотелось бы иметь мир, в котором нет ничего чужого, а все только ваше, целиком и полностью?
— Да, наверное, — Майка напрягла воображение, пытаясь представить, как бы ей было в подобном мире. — Тогда все были бы добрые и хорошие… — ее мечта стала набирать силу. — Никто бы не ругался бы, а конфет было бы до самого неба. Шоколадных…
Звонкий смех рассыпался по залу. Фея чмокнула губами, будто целуя воздух. Слоник ожил. Из хрустальной вазочки, стоявшей перед ним, он зачерпнул что-то блестючее и метнул в Майку.
Девочка поймала. Конфета.
Развернула обертку… Шоколадная!
Надкусила… С любимой ореховой начинкой!!!
— Вы грезите о сладкой жизни? — спросила Фея.
— Грежу… Грезю… — запутавшись в словах, Майка смущенно умолкла.
— Ребенок, я открою вам тайну.
Фея наклонила голову, хризантема в ее волосах вновь затрепетала. Теперь цветок был похож на медузу с многочисленными ножками.
— Все неправда.
— Что «все»? — тайна открывалась Майке с трудом.
— Все, что вы видите. Ничего нет.
— Как же нет, если есть, — Майка растерялась.
— Это вам только так кажется. Встаньте, — повелела Фея.
Майка послушалась.
— Закройте глаза.
Майка исполнила приказ.
— Вы смежили очи, — и все исчезло, — произнесла красавица, ставшая для Майки незримой.
— Но вы же остались, — возразила упрямая девочка. — Я слышу ваш голос.
— Да, я еще есть, — разрешила Фея. Ее голос хрустнул, будто что-то разбилось. — Я есть, но очень ненадолго, — она умолкла.