Призвание
Шрифт:
Играли Игорь и Борис. Борис, обдумывая ход, мурлыкал какую-то песенку. Игорь сосредоточенно покручивал ухо. Они заметили учителя только тогда, когда он сел на стул рядом..
— Здравствуйте, Вадим Николаевич, — слегка привстал Балашов.
— Добрый вечер. Кто кого?
— Наших бьют, — шутливо пожаловался Борис и со стуком пошел конем.
В комнате снова возник шумок.
«Борис Петрович, конечно, и пошутил бы к месту, и нашел о чем поговорить, — с завистью подумал Корсунов, — а я разучился по-простому разговаривать с ними».
Партия подходила к концу. Борису хотелось спросить Корсунова, играет ли он, но что-то связывало его, никак не мог отрешиться от мысли, что рядом с ним сидит резкий, нелюдимый химик. На помощь пришел Игорь:
— Вечный шах, — объявил он Балашову, движением руки показывая ход ферзем и, обращаясь к Корсунову, предложил:
— А вы сыграйте с Борисом.
Игорь и сам непрочь был бы попробовать свои силы, сразиться с учителем, но решил это сделать после Бориса — Борис играл лучше.
— Пожалуй, давайте, — подсел Корсунов к столику. «Надо выиграть во что бы то ни стало! Это мой дебют… Слышишь, Кол Николаевич, во что — бы то ни стало!» — дал он себе наказ и сделал ход. — Сицилианскую, что ли? — невинным голосом спросил он.
— Можно, — настороживаясь, ответил Балашов. «Держись, Борька, он знает теорию!»
В дверь пионерской комнаты то и дело заглядывали ученики, шептали многозначительно, удивленно, радостно:
— Химик играет…
— Вадим Николаевич играет…
— Костя говорил, — он на фронте, знаешь, как воевал!
Круг болельщиков у столика Вадима Николаевича и Бориса становился все плотнее, почти всем хотелось, чтобы победил Борис.
Это желание чувствовалось в стесненном дыхании, страстном шопоте, в том, как смотрели они на Бориса с надеждой и гордостью.
«Приналяг, химия…. На тебя взирает мир», — шутливо сказал себе Корсунов.
За спиной Вадима Николаевича кто-то взволнованно посапывал, он чувствовал теплое дыхание на своей шее.
— Мат в четыре хода, — напряженным голосом, боясь просчитаться, объявил Корсунов.
— Д-да-а… — немного растерянно произносит Борис.
Довольный Вадим Николаевич откинулся на спинку стула, обвел веселыми глазами ребят, почтительно посматривающих на него.
«Нет, положительно я давно не чувствовал себя так хорошо, как сейчас… И с Люсей все должно быть хорошо… Иначе»… — он недодумывает, торопливо отгоняет вдруг возникшую мысль о возможном разрыве. В последнее время эта мысль приходит все чаще.
— Вы не огорчайтесь, — говорит, он Борису, — я ведь участвовал и в городских турнирах. Партию вы провели умело.
Борис польщенно улыбается.
— Вадим Николаевич, теперь со мной, — просит Игорь и торопливо, чтобы учитель не отказался, расстанавливает фигуры на доске.
— Ну, что же — прошу! — предлагает Корсунов. Игорю сделать первый ход.
В коридоре кто-то запел.
«Интересно, что вчера пели в девятом классе, когда я проходил мимо? — подумал Вадим Николаевич. — Пели вчера хором какие-то вирши, на мотив: „А я сам, а я сам, я не верю чудесам“. Почему-то упоминали кальций».
Делая ответный ход, Вадим Николаевич спросил об этом у Балашова. Борис рассмеялся.
— Мы разучивали химическую оперу…
— Оперу?
— Да, ее написал Костя, чтобы легче запоминать формулы. Вот, например, ария — «формула асбеста».
Лукаво поглядывая на Вадима Николаевича, Борис негромко пропел:
— Кальций 0! Магний О! Два силициум О два!..
— Бесподобно! — восхищается химик.
— Ваш ход, — напоминает учителю Игорь.
На следующий день Корсунов встретился, с Кремлевым у двери директорского кабинета, и, прежде чем самолюбие успело ему что-нибудь подсказать, Кремлев уже протянул руку:
— Здравствуй, а я у тебя недавно был, но не застал.
— Был? — удивился Корсунов. — И я к тебе собирался зайти, но… — он замялся.
— Как ты себя чувствуешь?
Волин, приоткрыв дверь, с удовольствием отметил, что историк и химик крепко пожимают друг другу руки.
— Зайдите ко мне, товарищи, — пригласил директор, словно и не видел ни этого рукопожатия, ни радости на их лицах.
— Как у нас готовятся к теоретической конференции?
Раздался робкий стук в дверь.
— Войдите!
Порог нерешительно переступил Толя Плотников. Аккуратно завязанный красный галстук виднелся из-за его свитера с «молнией». Плотников был встревожен: зачем его мог вызвать директор?
— А-а… Иди, иди сюда поближе! — Волин встал из-за стола.
Толя приблизился ещё нерешительнее.
«За что?» — не давала ему покоя одна и та же мысль.
— Слово сдержал, — с гордостью сказал директор, протянутой ладонью указывая учителям на Толю, будто призывая их в свидетели. — Троек нет! Человек свой долг понимает! Будет хорошим комсомольцем.
Директор подошел к Плотникову и крепко пожал его руку.
Сергей Иванович с улыбкой взглянул на Толю.
— Я, Борис Петрович, у себя в девятом классе расскажу, что Плотников — человек слова. И Балашову, его другу, об этом приятно будет услышать..