Про Кешу, рядового Князя
Шрифт:
– Ты хоть знаешь, что с тобой сделают, если ты в самолет врежешься?– преследует его голос инструктора.
– У-уй, зануда несчастная!– стонет Кеша .– Недержание у парня. Как только машина два года терпела?
В казарме Князь натыкается на Шевцова.
– Приехал?
– Еще нет, где-то в пути.
– Остряк-самоучка,– усмехается сержант.– Собирайся в штаб на инструктаж, ты сегодня дневалишь по роте.
– Я?!
– Тоже мне, незаменимая личность. Управятся как-нибудь без тебя.
Настроение у Кеши моментально скатывается до нуля. Завтра первое самостоятельное обслуживание истребителей, без зануды, а сержант подкладывает ему такой жирный кусок свинины.
– Товарищ сержант, ну почему именно сегодня?
– Я откуда знаю? Тур назначил, не я.
Кеша с унылой покорностью отправляется в бытовую комнату подшивать свежий подворотничок.
34.
Со штык-ножом на боку Князь стоит у тумбочки с ротными журналами. Казарму еще не топят, поэтому без движения стоять зябко.
В спальном помещении папа Тур читает своим непутевым детям традиционную нотацию на сон грядущий. Сегодня он чего-то не в ударе, спешит закончить. Но финал прежний:
– С завтрашнего дня я сам займусь вашей выправкой.
За этой фразой всеобщий вздох облегчения. И перекличка. Наконец Тур красиво, врастяжку выкрикивает свое неповторимое «Отбой!», и казарма взрывается топотом сапог. Через сорок секунд – гробовая тишина. Если кто-нибудь выдаст свою бессоницу, старшина сыграет пару раз «ваньку-встаньку», и сон на голубых крыльях слетит на непутевые ребячьи головы.
Тур выходит из спального помещения.
– Товарищ старшина, разрешите надеть шинель,– просит Кеша .
– Что, прохладно? Ничего, скоро затопим. Надевайте покуда.
Тур удаляется в каптерку, то есть, в свой кабинет.
Ночь усыпила все живое и теперь пробует свои дремотные чары на неприкосновенном лице – дневальном. Измотанный на полетах, Кеша все чаще клюет носом, ноги то и дело подкашиваются. Это мучительно. Князь во всем винит фиолетовую лампочку, имитирующую лунный свет. Но это проделки коварной ночи. Она облапила парня невидимыми липкими щупальцами и не собирается отпускать жертву. Щупальца нежно, но настойчиво подталкивают Кешу к табурету: сядь, и ты в раю.
Но Кеша не такой простофиля, чтобы сесть на табурет – вот-вот старшина выйдет из своего кабинета. И чего он домой не идет? Мемуары пишет, что ли? Судя по возрасту, ему пора этим заняться.
Счастливый народ – лошади: стоя могут спать. Но дневальный не лошадь, а если и лошадь, то лишь немножко. На двух же ногах без тренировки не поспишь, подпорки нужны.
Затуманенный Кешин мозг делает усилие и рожает блестящую идею. Ведь можно обойтись без подпорок! Надо незаметно повеситься, чтобы никто даже не догадался, что ты висишь, и все будет в порядке.
Кеша осторожно подходит к двери каптерки. Тихо. Тур, должно быть, заканчивает самую захватывающую страницу мемуаров, может, описывает происхождение своего романтического шрама. Затем Князь решительно направляется к вешалке. Она в трех шагах от тумбочки. Крючки на вешалке сработаны так, словно предназначены не для шинелей, а для телячьих туш. Дневальный поднимается на цыпочки, цепляется воротником шинели за крючок, сует руки в карманы и покорно отдает себя в нежные лапы дремы. Шинель бережно держит Кешу под мышки, ремень не дает телу выпасть.
Наконец Тур вспоминает, что имеет семью, и решает отложить мемуары на следующий день. Услышав скрип двери, Кеша мгновенно распахивает глаза и, приподнявшись на цыпочках, снимается с крючка. Остается одернуть шинель.
– Почему не у тумбочки?– строго спрашивает Тур.
– Виноват, товарищ старшина!
Кеша занимает свое место у тумбочки, поправляет воротник. Тур смотрит на него с подозрением: что-то тут неладно. Но что именно, Тур не заметил. Глаза состарились раньше него. Зато он отчетливо различает бесов в Кешиных глазах. На всякий случай Тур многозначительно предупреждает:
– Смотрите, Киселев, чтоб без этого самого, ясно?
– Так точно, товарищ старшина, без этого!
– Без чего?– пытливо смотрит Тур.
– Без самого!
– То-то.
Направляясь из казармы, Тур еще раз строго окидывает взглядом Кешу . Дескать, насквозь тебя вижу, пройдоху!
Как только дверь за старшиной закрывается, крючок начинает манить Кешу к себе. Но Кеша старается не смотреть на него: стоит ли испытывать судьбу? Однако какое упрямство у этого крюка! Он становится похожим на манящий согнутый палец, он гипнотизирует. Князь переминается с ноги на ногу, изо всех сил сопротивляется этому пальцу, но устоять против гипноза не может.
Как, однако, Тур умеет бесшумно открывать расхлябанную казарменную дверь! Он открывает ее ровно настолько, чтобы пропихнуть в щель свое в меру располневшее тело. Но закрывать дверь без скрипа он, оказывается, не научился. В одно мгновение Князь снимается с крючка, одергивает шинель и становится по стойке смирно. На лице его четко обозначены бдительность и непоколебимое стремление во всем следовать уставу.
– Вы что делаете, Киселев?– строго спрашивает Тур.
– Дневалю, товарищ старшина!
– Вижу. Я вас спрашиваю, что вы делали сейчас?
– Дневалил, товарищ старшина!
– Нет, вы висели, а не дневалили!
– Никак нет, товарищ старшина, дневалил!
– Повесились и дрыхли!– напирает Тур.
– Никак нет, товарищ старшина, не дрых!
– Тогда отвечайте, зачем повесились?
– Никак нет, това...
– Прекратить сейчас же!– шипит Тур, в котором начинает ворочаться леопард.– Вы что, попугай? Я спрашиваю: висели?