Про Кешу, рядового Князя
Шрифт:
– Разрешите идти, товарищ майор.
– А вы разве не будете заканчивать стихотворение?
– Нет, не буду. Надуманное это. Захотелось писать, а о чем, не знал толком.
Землянский доверительно берет его за руку и как бы в смущения говорит:
– Представьте, мне тоже так показалось, только я постеснялся сказать вам... А не поискать ли тему вокруг себя? Хоть бы и в казарме.
Выйдя из Ленинской комнаты, Землянский ищет кого-то глазами. И находит.
– Здравствуйте, товарищ Марфутин.
– Здравия желаю, товарищ майор!
Мимо комсорга замполит ни за что не пройдет. Парень он старательный, но старается-то больше по мелочам, а главное мимо проскальзывает.
– Вынужден признаться вам, что мне не понравилась Ленинская комната. Не занимаетесь вы ею. На стенде не все отличники помещены, программы политзанятий нет. Так дело не пойдет.
– До конца недели сделаем, товарищ майор.
– Буду надеяться. А собрание почему не проводите? Месяц-то кончается. Или говорить не о чем, все проблемы решены, недостатков в помине нет?
– Есть недостатки, товарищ майор.
– Давайте так договоримся: завтра в десять утра, до полетов, приходите в штаб. Там мы обсудим работу вашей комсомольской организации.
Дотошный человек – замполит. К каждому у него дело найдется. Вот Князя огорошил:
– К соревнованию готовитесь, товарищ Киселев?
Речь, конечно, идет о турнике. А Кеша до сих пор боится его, как черт ладана.
– Готовлюсь понемногу, товарищ майор.
– Через два года у нас с вами встреча на спортплощадке, не забывайте. Кстати, вы переписываетесь с товарищами по работе?
– С какими товарищами?– не может сообразить Князь, и это, по всему видно, не нравится Землянскому.
– Понятно. А вот о вас коллектив автобазы не забыл, прислал письмо на имя командира батальона.
Кешу аж в жар бросает: чего от него хотят, что он такого сделал? За помятое крыло с него аккуратно содрали, чего ж еще? Неужели про цемент дознались?
– Вы хоть помните, как председателя профкома зовут?
– Помню: Николай... Николай Степанович.
– Семенович,– поправляет замполит.– Николай Семенович Вахнин. Забыли, значит. Или не знали вообще. А комсорга автороты?
– Володя Елькин. Из вулканизаторского.
– Так вот, они от имени коллектива просят написать, как вы служите, вернетесь ли к ним после армии.
– А чего это они надумали?
Землянский молчит и смотрит на Кешу так, словно не может решить, высечь его широким офицерским ремнем или просто отодрать за уши. Кеша и сам начинает соображать, что он, как говорят на его родине, «порсь». Только в отличие от поросенка он умеет краснеть, что и делает сейчас со старанием.
– Так что же мы напишем насчет вашей службы? Про наряды вне очереди, про гауптвахту? Или о том, что вы не уважаете командиров, спортплощадку обходите за версту? Подскажите, о чем писать, я сам не могу придумать. А может, расскажем им, как вы сегодня спектакль на учении устроили? Только боюсь, что после этого они не станут вас к себе звать.
– Я сегодня вторым прибежал,– бурчит Кеша и краснеет еще больше.
Ай да Князь! Вы, светлейший, еще, оказывается, и хвастун! Не кривите душой начальству, сознайтесь, что вас гнало вперед не сознание долга, а какое-то велопривиденне. Вы бежали от него, как заяц от охотника. Но не будет же это привидение все время подгонять вас на маршах, у привидений, поди, своих дел по горло.
– Добежали – хорошо,– говорит между тем замполит.– Но не мало ли этого для письма?
Замполит хоть и вездесущий человек, но о велопривидении ничего не знает, они, видать, не в его компетенции.
– Давайте договоримся: месяц мы повременим с ответом, возьмем грех на душу. А уж там на себя пеняйте.
30.
– ...А за внешним видом вообще перестали следить,– строго говорит папа Тур.
Он стоит перед строем на вечерней поверке и делает традиционный разнос – на сон грядущий. Его нотации похожи одна на другую, как две капли воды. Парни могли бы слово в слово повторить за Тура его нравоучение. Сейчас он скажет: «У Киселева всегда ремень на боку висит».
– А у Киселева, как всегда, задники сапог нечищены,– говорит старшина.– Для кого вы их оставляете, для меня?
Ого, это что-то новое! Про задники еще не было.
– Знайте, Киселев, я вам задники отказываюсь чистить,– развивает мысль старшина.– И вообще, почти ни у кого не чувствуется солдатской выправки. Сегодня перед Землянским краснел за вас. Двигаетесь мало, вот что я вам скажу.
Если бы рота отмахала за день сотню километров, вечером она все равно бы услышала: «Двигаетесь мало...»
– Ладно, я сам займусь вашей выправкой,– обещает Тур.– Р-рота-а, р-равняйсь! Смир-рно!
Это означает конец нотации, и парни с готовностью вытягиваются во фрунт. Тур торжественно открывает папку со списком личного состава роты. Он, видимо, считает этот ритуал самой ответственной частью прожитого дня.
– Авдеев!
– Я!
– Амерханов!
– Я!
– Бражников!
– Я!..