Проблема SETI
Шрифт:
Отчего так происходит: стремишься к созиданию, а творишь разрушение? Куда-то исчез Кохановский, уходит из газеты Рыбников, разводится с женой его начальник… Да и у нас с Лидой все висит на волоске… И причиной всему — злосчастная анкета. Должно быть, тут есть какая-то закономерность:
Стремясь к добру, рождаешь зло.
Впрочем, у нас с Лидой после этой истории, может быть, все как раз пойдет к лучшему, все начнется заново. По крайней мере, я надеюсь на это.
…В дверь позвонили. Я отодвинул щеколду замка и не поверил своим глазам: на пороге стоял Кохановский.
Несколько
— Нет-нет, я на секунду. Я тут… проездом.
Рядом с ним на полу стоял чемодан.
Какая-то перемена произошла в облике моего гостя. Не было обычной суетливости и этого лихорадочного блеска глаз. Он был спокоен и печален.
Кохановский протянул мне конверт.
— Что это?
— Это так… Прочтете потом… Не сейчас…
— Когда потом? — зачем-то спросил я. Признаться, я еще пребывал в растерянности.
— Потом — когда закончите обработку анкет и все для вас станет ясно.
— Да я, собственно… уже закончил…
— Нет, я имею в виду — когда вам окончательно станет ясно, что к чему, — произнес он с нажимом на слове «окончательно».
С этими словами Кохановский протянул мне руку и, не вызывая лифта, стал спускаться по лестнице.
…Я достал конверт, который передал мне Кохановский. Помнится, он просил его вскрыть, когда я закончу обработку анкет, когда для меня все с этими анкетами станет ясно. Что ж, пожалуй, такой момент наступил.
Я взял ножницы и отрезал с краю узкую полоску. Письмо было написано на машинке, но какой-то старой и неисправной: вместо «е» везде стояло «ё», вместо «и» — «й» (видимо, «е» и «и» ввиду частого употребления поизносились).
«Уважаемый Виктор Николаевич! — говорилось в письме. — Извините, что тогда в кабинете главного редактора я невольно выдал Вас и поставил в неловкое положение. Но ведь и Вы поступили со мной не лучшим образом. Право, как Вы решились пойти на такой обман? Ну да ладно, кто старое помянет…
Я навел о Вас справки. О Вас и Вашей работе (я имею в виду — той, что связана с анкетой о ВЦ). Извините, конечно, но мне это было необходимо, ведь я о Вас ничего не знал. Сведения, полученные мной из разных источников, — самые благоприятные для Вас. Я вижу, что Вы человек глубоко порядочный, искренне интересующийся тем предметом, который взялись исследовать. Я не сомневаюсь, что рано или поздно Вы в той или иной форме расскажете обо всей этой истории. Может быть, Вы захотите написать повесть (я знаю, что у Вас есть такой замысел). И я решил Вам помочь — сочинить к этой повести эпилог. Вы спросите-зачем? Неужели Вы сами, если потребуется, не сможете написать его? Напишете, конечно, но — не такой: вы ведь просто-напросто не располагаете теми сведениями, которыми располагаю я. Другой вопрос: почему я предлагаю Вам готовую литературную форму? Я ведь мог бы просто сообщить Вам эти сведения (некоторые уже и сообщил в наших с Вами, Рыбниковым и прочими редакционными деятелями разговорах)? Единственно, почему я придаю этому форму эпилога, — потому что смолоду я испытываю тягу к литературной работе, кое-что пописываю… Вернее — пописывал. Здесь мне это строго-настрого запрещено. И вот — нарушаю запрет. Ну да будь что будет!
Итак, посылаю Вам эпилог к Вашей ненаписанной повести. Естественно, ни на какое соавторство не претендую. Делайте с ним что хотите. Будьте счастливы!
Ваш В. Кохановский».
К этому письму был приложен текст на семи страничках. И бумага, и сама машинопись были совсем иными, чем бумага и текст письма. Видно было, что писала высококлассная машинистка — с соблюдением всех стандартов — даже поля справа были оставлены. Вот что было написано на этих страничках:
— Итак, эксперимент завершен, — сказал Профессор. — По-моему, наш посланец прекрасно справился со своей задачей…»
ЭПИЛОГ
— Итак, эксперимент завершен, — сказал Профессор. — По-моему, наш посланец прекрасно справился со своей задачей.
— Мне кажется, пока он возился с этим опросом, он производил на окружающих впечатление ненормального, — возразил Ассистент.
— Лучше сказать — немного не от мира сего, — засмеялся Профессор. — Но ведь он в самом деле не от мира того. Если говорить серьезно, мы сами запрограммировали в нем эту странность, этот повышенный интерес к проблеме SETI. Как бы иначе мы заставили его действовать?
— Разве не проще было без всяких фокусов дать ему задание — прозондировать, как говорится, общественное мнение землян, выяснить, имеется ли у них тяга к «братьям по разуму», насколько она сильна? Мы получили бы необходимые сведения гораздо быстрее. И эти сведения были бы более достоверны. По существу, этот так называемый Виктор Борисов действовал совершенно непрофессионально…
— Вы меня удивляете, коллега. Даже земляне знают, что нельзя заносить на другие небесные тела инородные живые организмы. Поэтому они тщательно стерилизуют свои космические аппараты. Это азбука космической гигиены. И они ее знают, хотя только начинают летать в космос. Мы с вами это знаем давно. Кроме того, мы связаны Конвенцией. Кто бы нам позволил послать на Землю нашего сопланетника, так сказать, в натуральном виде? Мы получили такое разрешение лишь после того, как добились его полного сходства с землянами — внешнего и внутреннего, — пока не стерли его собственную память и не наделили памятью некоего Виктора Борисова. Единственное отклонение от «среднеарифметического» человека, которое нам было разрешено сделать, — снабдить его тем самым несколько повышенным интересом к проблеме космических цивилизаций, о котором я уже говорил. Но эта небольшая странность, разумеется, вполне укладывается в границы естественного разброса человеческих характеров. Среди людей, я думаю, еще и не такое можно встретить.
— Что же, теперь всякий раз, собираясь послать на Землю какую-нибудь экспедицию, мы должны будем подвергать ее участников такой мимикрии?
— Конечно. До тех пор пока Земля не вступит в Галактический клуб.
— А если она никогда не вступит?
Профессор пожал плечами:
— В конце концов ждать осталось совсем немного. Я думаю, не более столетия по земному летосчислению. Технически они развиваются все более стремительно.
— Да, но это-то и приближает их к критической точке. Уже приблизило.
В комнате установилось молчание.
— Все-таки чертовски странная ситуация, — промолвил наконец Ассистент, — мы с вами знаем, как цивилизация — целая цивилизация! — может избежать погибели, и не имеем права подсказать ей способ спасения. А вместо этого занимаемся выяснением каких-то пустяковых вопросов, касающихся умонастроений внутри этой цивилизации.
— Ну нет, это не пустяковые вопросы! — решительно возразил Профессор. — Вы ведь знаете: достаточно высокий уровень космического сознания — одно из главных условий приема в Галактический клуб. Мало ли мы с вами знали цивилизованных планет, которые после того как они преодолели ядерный кризис и достигли весьма высокого технического и социального развития, выбрали путь космической изоляции. Они хоть и прожили более долгий век, чем те, кто не в силах переступить даже ядерный порог, но все же немного по космическим масштабам. Впереди их ждали другие пороги, другие кризисы. Только широкое общение с себе подобными — с другими галактическими цивилизациями — создает надежную основу для выживания.