Проблема SETI
Шрифт:
С ней согласились. Кохановский, казалось, был польщен, несмотря на то, что в очередной (который уже!) раз услышал сомнение в своей инопланетной принадлежности.
Снова посыпались вопросы. На этот раз они касались принципов устройства гедианского общества и прочих подобных материй.
Ни о каком шуточном, юмористическом спектакле, как задумывал все это я, не могло быть и речи. Более того, если бы не мое присутствие, организованное мной мероприятие могло бы превратиться бог знает во что — в этакую историческую встречу представителей двух миров. Теперь же мой скепсис действовал
Впрочем, отчасти этот скепсис передавался и другим — чаще всего, когда они вспоминали обо мне и о предварительных разговорах, которые я с ними вел.
Что касается Скорикова, тот, конечно, не был подвержен чьему-либо влиянию и ни на кого не оглядывался. Он гнул свою линию. Она тоже была скорее скептической, но это был скепсис особого рода. Он словно бы ничуть не сомневался в существовании цивилизации на планете Геда. Его скепсис касался другого — того, что все там устроено так хорошо и разумно, как это пытался доказать Кохановский.
Екатерина Васильевна тоже не оглядывалась на меня. Вела себя светски непринужденно. Не скрывала своего интереса, но и не давала ему заходить слишком далеко.
— Для меня все-таки одно неясно, — сказала она, когда очередная волна вопросов, обращенных к Кохановскому, утихла. — Вы говорите, что существуют всякого рода конвенции, запрещающие высшим цивилизациям делиться своим опытом с низшими, что установлены довольно жестокие меры наказания для нарушителей, и в то же время вы вот так запросто приходите сюда и рассказываете нам абсолютно обо всем, что только может нас интересовать… Как же это-то допускается? Неужели у тех, кто отправлял вас в ссылку, не хватило на этот счет предусмотрительности? И неужели они не располагают средствами, чтобы пресечь эту… этот «обмен опытом»?
Кохановский сразу как-то сник, засобирался уходить, ссылаясь на то, что у него скоро поезд.
— Ну, почему не располагают? Располагают… — бормотал он. — Просто до поры до времени не хотят вмешиваться. Я ведь, собственно говоря, ничего такого рам и не сказал… Я ведь тоже знаю, что можно говорить, а что нельзя. Я ведь подписку давал, когда меня сюда посылали…
— Подписку? Какую подписку? — подхватил удивленно Скориков. — У вас тоже бюрократия? На слово не верят?
— Это чисто юридическая формальность… Не бюрократия… Слово к делу, как известно, не пришьешь. Ну, мне пора, однако Прошу извинить. Как-нибудь в другой раз…
Все задвигали стульями, поднялись со своих мест. Стоял общий гвалт, обменивались впечатлениями. Екатерина Васильевна отозвала Кохановского в сторону, о чем-то с ним говорила.
— Первое, историческое, заседание межпланетного клуба объявляю закрытым! — громко провозгласил я. — Второе заседание состоится ровно через год на планете Геда (если, конечно, будут получены въездные визы).
Кохановский повернул ко мне голову и натянуто улыбнулся, как бы давая знать, что слышал шутку, после чего продолжал разговаривать с Екатериной Васильевной.
— Дамы и господа, — продолжал я. — Поблагодарим нашего уважаемого пришельца Валерия Викторовича Кохановского за интересную беседу и за ту информацию, которой он счел возможным с нами поделиться, несмотря на реальную угрозу ссылки на еще менее развитую планету, чем наша.
Кохановский густо покраснел, но снова заставил себя улыбнуться и церемонно поклониться.
Раздались жидкие шутливые аплодисменты.
— Юр, кончай ваньку ломать! — сказал мне Скориков. — Это все-таки серьезные дела…
— Ты так считаешь?
Кохановский стал прощаться. Как-то церемонно, со всеми за руку. Екатерина Васильевна пошла его провожать. Неожиданно, уже из дверей, он вернулся.
— Юрий Александрович…
Во всей его фигуре было заметно колебание и нерешительность.
— Так когда вы предполагаете?..
— Что?
— Опубликовать… стенограмму нашего сегодняшнего разговора… Или что другое… Как вы себе это мыслите?
— Гм… Напечатаем… Как только получим разрешение управления цензуры Млечного Пути, — я снова попытался все свести к шутке.
— Я серьезно… — настаивал Кохановский.
— Серьезно… Вы думаете, там, — я указал на потолок, — придут в восторг от этой публикации?
Повторяю, я давно понял, в чем слабость Кохановского, в чем его ахиллесова пята. И в чем единственное наше спасение.
На этот раз, однако, я его не испугал. Напротив, он как бы весь ощетинился и проговорил решительно:
— Для меня это очень важно — публикация. Я многим рискую. Можно сказать, всем. Единственное, что оправдывает риск, — это если мой голос услышат миллионы. Не какая-то маленькая компания, а миллионы. Тогда я буду спокоен.
Он еще раз торопливо сунул мне руку и исчез.
— Ну как? — спросил я Борисова. — Что будем делать?
Он пожал плечами. За все время разговора Борисов не проронил ни слова. Сидел, забившись в угол.
— Вот чем заканчиваются анкеты на метагалактические темы.
Вернулась Екатерина Васильевна.
— Юрий Александрович, я хотела бы перекинуться с вами парой слов.
Мы пошли ко мне в кабинет. Она уселась поудобней в кресле, закурила.
— Так что вы предполагаете делать? — спросила она, пристально глядя мне в глаза.
— А что бы вы делали на моем месте?
— Напечатала бы все как есть. Вы же записали на магнитофон.
— А если завтра сюда, вот в этот кабинет, явится Вельзевул? Об этом тоже надо печатать?
— Ну, Вельзевул не явится… Это другое дело…
— Абсолютно то же самое, Екатерина Васильевна, уверяю вас! Абсолютно то же самое.
— Жизнь на других планетах не противоречит материализму.
— Жизнь — нет, но Кохановский, считайте, противоречит.
— Не знаю… По-моему, сто так очевидно: если где-то есть разумная жизнь, значит, могут быть и посланцы, представители этой жизни. Я знаю: ученые возражают — дескать, непреодолимые расстояния и все такое прочее. Но ведь все это технические сложности, они для нас непреодолимы, с нашим уровнем техники. В любом случае сейчас, в пору гласности, почему бы не рассказать об этом? В конце концов это сенсация. Много ли у вас сенсаций? Что-то давно не видела…