Пробуждение
Шрифт:
Быстро кончалась зима. Весеннее яркое солнце в несколько дней растопляло остатки серого, с желтыми пятнами снега на сопках, обнажало из-подо льда бухту. «Камчадал» на все лето уходил из Золотого Рога в океанские просторы. В середине лета судно обычно поднималось к северным широтам. У Командорских островов на прибрежных лежбищах мы били морских котиков, в Чукотском проливе добывали моржовый клык. Заправляться углем, водой и провизией заходили в Петропавловск-на-Камчатке. Там оставляли пушнину, мылись в бане и, простояв неделю, уходили обратно.
Как дождливо-серые дни над морем, проносились годы. Мало разнообразия внесла в нашу жизнь война. Алсуфьев и я по-прежнему плавали на «Камчадале» по хмурым просторам Тихого океана.
Осенью 1917 года «Камчадал» вернулся во Владивосток немного раньше обычного. В городе, порту, на флоте и в войсках происходили волнения. Приближался Октябрь.
Как-то, сойдя с судна на причал, я увидел на палубе стоявшего поблизости катера знакомое лицо. Прошло десять лет, но я узнал его. Это был Оводов.
— Здравствуйте, Николай Николаевич! — радостно приветствовал я сослуживца, подойдя поближе.
— Алексей Петрович! Какими судьбами? Да заходи же, голубчик, — направляясь мне навстречу, растерянно говорил Оводов.
Он очень постарел, стал сутулиться и почему-то казался серым, скомканным и жалким.
— Где ты теперь? Откуда? Что поделываешь? — улыбаясь всеми морщинами и не выпуская мою руку, спрашивал Оводов.
Я рассказал о себе.
— А я шкипером на этом проклятом катере, — жалобно вздохнул он. — Да что мы стоим, пройдемте в каюту.
В тесной каюте тускло горела лампочка над крохотным столиком. Пахло табаком, машинным маслом и хлебом.
— Вот уже семь лет мыкаюсь на этой посудинке. Кучером служу у коменданта крепости, — сообщил Оводов. — Сейчас он боится нос высунуть из дому, так я вроде как не у дел. Ну разве думал я, Алексей Петрович, что кончу службу, а может быть и жизнь, на этой галоше! Писал не раз государю, просил взять на службу — и все отказы. Дворянство вернул, а… вот посмотри, почитай.
Он достал из стола несколько бумаг, осторожно, чтобы не смять, развернул их и подал мне. Сел, устало уронив на колени руки. Помятое лицо его выразило страдание.
На дорогой гербовой бумаге красивым почерком были написаны верноподданнические прошения царю. В углу, наискось, крупными буквами: «Отказать. Николай».
— А теперь и царя не стало, — грустно вздохнул Оводов.
— Без него обойдемся, — сказал я.
— Как же обойдемся? — удивился он. — Посмотри, что кругом делается. Это — ужасно…
Вместе с жалостью во мне поднималась брезгливость.
«Так ничего и не понял, впустую прожил, — подумал я, — вот это ужасно».
— Наступает час великой расплаты, Николай Николаевич, — не удержался я. — Ведь за это отдали жизни матросы — ты помнишь — мы сидели вместе с ними в трюме «Колымы».
— Помню все. Только хорошего ничего я не жду.
Объяснять ему было бесполезно.
Я же знал, что надо делать, когда октябрьским туманным утром завыли на судах сирены. Теперь ни за что я не желал быть в стороне. Сойдя с «Камчадала» на берег, я направился в Народный дом. Там находился Революционный штаб. В городе шел бой. Отряды матросов, солдат и рабочих атаковали порт и штаб крепости.
Первый, кого я встретил в Народном доме, был тесть Андрея Алсуфьева. Я обратился к нему, чтобы мне дали винтовку. От него же принял под начало вооруженный красногвардейский отряд.
К полудню стрельба в городе стихла. Стали прибывать группами и в одиночку красногвардейцы. Привел обратно поредевший в бою отряд Андрей Ильич Алсуфьев. Молча, шатаясь, не замечая меня, прошел он мимо. Устало сел на нижнюю ступеньку лестницы. Уронив перевязанную марлей голову, он брал с земли рыхлый снег и с жадной торопливостью глотал его. На белой марлевой повязке ярко алело пятно крови.
— Ну как, Андрей? — громко спросил я, подойдя к нему.
— Расколотили в пух и прах, — поднял голову Алсуфьев. — Держались долго крестники, гвардейцы и офицеры. И как не бывало вековой распри между сухопутными и
Весь город находился в руках восставшего народа. И только тяжелая Селивановская батарея держалась. Там засели офицеры из военного порта и штаба крепости. Туда же бежали остатки уцелевшей жандармерии. Батарея могла в любую минуту открыть смертоносный огонь по восставшему городу.
Атаковать Селивановскую батарею ревком поручил мне. Чувствуя близкий конец, офицеры и жандармы дрались бешено, с отчаянием.
В отряде, которым я командовал, были матросы, рабочие и солдаты. Мне не пришлось, лежа на каменистой земле, испытать горечь поражения. Идя в атаку, бойцы ложились где нужно, по команде, и вставали без лишнего окрика. Не поднимались те, кто не мог больше подняться. Да и меня уже не тяготили ни «долг», ни мундир, ни погоны офицера. А ноги, словно помня тяжесть железа, несли тело легко.
Контрреволюционеры засели в траншеях, за каменными брустверами. Сопротивлялись яростно. Устилая причалы телами убитых, отряд смял оборону.
Ко мне привели помощника командира военного порта. Я не сразу узнал в чернобородом молодом капитане первого ранга Константина Назимова, бывшего моего однокашника, сослуживца, друга.
— Вот как пришлось встретиться, — сказал я, рассматривая Назимова, — а ты далеко шагнул.
Он был по-прежнему строен и худ, выглядел молодо. С какой-то грустной тревогой смотрели на меня серьезные и словно потухшие глаза. Окладистая борода закрывала шрам.
— Право, не ожидал, — рассеянно проговорил он. — Десять лет прошло, как мы виделись в последний раз…
— Да, десять лет.
И больше я не нашел сказать ему ничего. Он не просил ни пощады, ни снисхождения. И я не простил его…
ЗАПОЗДАЛЫЙ КАРАВАН
«Отряду особого назначения в составе вспомогательного крейсера «Печенга», миноносцев «Лейтенант Сергеев», «Капитан Юрасовский», «Бесстрашный» и «Бесшумный» по прохождении мерной мили в заливе Петра Великого сего 19 января 1917 года выйти в море для следования к месту назначения на Мурмане.
Независимо от назначенных маршрутов якорных стоянок для погрузки угля, необходимо организовать таковую погрузку на миноносцы с союзнических транспортов на переходе, заблаговременно снабдив суда возможно большим числом парусиновых мешков.
На случай разлучения судов в открытом море при плохой видимости командиру отряда капитану первого ранга Остен-Сакену надлежит заранее установить для каждого рандеву опознавательные сигналы. Необходимо также командирам миноносцев дать дополнительные указания, как поступать в случае, если в точке рандеву они не разыщут флагманское судно.
Все секретные донесения при следовании до порта Коломбо отправлять через английские консульства в портах Тихого и Индийского океанов во Владивосток командующему Сибирской военной флотилией. По выходе из порта Коломбо наладить радиосвязь через французские колониальные учреждения с адмиралтейством в Петрограде.
На подходе к Суэцу установить контакт с британскими морскими силами и, имея с ними предварительную договоренность, следовать дальше под эскортом союзнических военных кораблей.
Основная задача плавания — скорейшее прибытие на Мурман в исправном виде для несения охранно-сторожевой службы в море Баренца…