Пробуждение
Шрифт:
27 декабря 1916 года».
Вспомогательный крейсер «Печенга» и четыре миноносца стояли на якорях на закрытом рейде залива Славянка. Обозначенные отличительными огнями силуэты пяти кораблей мерно покачивались на черной в предрассветных сумерках поверхности моря. Их палубы, трубы и мачты осыпало снежной крупой, в вантах и вентиляционных раструбах тонко свистел ветер.
На флагманском корабле пробили склянки. До утренней побудки осталось полчаса.
По верхней
Во Владивостоке остался его отец, ученый-гидрограф. После смерти матери они жили вдвоем согласно и дружно, поддерживая один другого в трудный час. В этом городе Яхонтов родился, вырос, учился в гимназии. Теперь он покидал берега Золотого Рога надолго, может быть насовсем.
Прапорщик остановился у раскрытого люка. Внизу, освещая жилую палубу, слабо горела синяя электрическая лампочка в плетеном металлическом футляре. Яхонтов уперся рукой в крышку люка, поднял голову. За смутно черневшими в полумраке прибрежными сопками был город. Там остались друзья, родные, близкие. Ни один огонек не виден вдали, но в воображении прапорщика плескалось целое море огней, заливавшее знакомые улицы. Всего два дня прошло, как покинул он берег, но какими долгими показались ему эти двое суток на корабле, когда кругом только волны да голый, безлюдный берег.
Спустившись на жилую палубу, прапорщик остановился возле каюты отца Иннокентия. Нужно было разбудить его для водосвятия перед выходом в море.
На стук никто не откликнулся, хотя из каюты отчетливо доносился громкий прерывистый храп. Помедлив, прапорщик открыл дверь. Священник оторвал от подушки тяжелую от похмелья, лохматую голову и уставился на Яхонтова мутным взглядом.
— Чего тебе, прапор? — недовольным голосом произнес он.
— Старший офицер распорядился разбудить вас, ваше преподобие, для водосвятия после молебна, — пояснил прапорщик.
Покряхтывая, корабельный священник опустил на палубу волосатые ноги, потянулся к бутылке, стоявшей на столике.
— Прополосни-ка горло, юноша, — предложил отец Иннокентий. — Видать, собаку [3] стоял? Продрог поди?
— Не пью я утром, ваше преподобие. Да и на вахту мне опять, как только снимемся с якоря.
— По-божьи поступаешь, коли не трескаешь, как я, горькую, — похвалил священник. — Хотя человеку моряцкого звания, как мы с вами, трудно порой устоять против сего соблазну.
3
Собака — ночная вахта.
Он залпом выпил стакан водки, крякнул, провел ладонью по заросшему лицу и стал одеваться.
В просторном командирском салопе горел свет, когда дублер вахтенного начальника явился к командиру. Начальник отряда особого назначения Остен-Сакен сидел в кресле, положив ногу на ногу, и курил трубку. Полнеющий сорокалетний мужчина с короткой шеей и пушистыми бакенбардами пристально смотрел на Яхонтова, щуря светлые, чуть навыкате, глаза.
— Что наверху, господин прапорщик? — выслушав короткий доклад дублера вахтенного начальника, деловито произнес капитан первого ранга.
— Крейсер развернуло носом к берегу, ночью вытравили еще семь саженей якорной цепи, ветер — два балла, — ответил прапорщик.
— В какое время начали прогрев машин?
— В четыре ноль-ноль, господин капитан первого ранга.
— Значит, три с половиной часа работают машины, — заключил Остен-Сакен. — После завтрака выйдем на мерную милю, а как только опробуем работу машин и определимся, начнем плавание.
Над Амурским заливом занимался поздний зимний рассвет. Вода за бортом постепенно приобретала свинцовый оттенок. Низкие волны ровным строем катились в сторону берега.
Крейсер «Печенга» пробежал мерную милю и стал выходить в открытое море. Изящный и стройный, с множеством надстроек, он легко и плавно скользил по взбаламученной водной равнине. Следом за флагманом, низко стеля шлейфы дыма, потянулись миноносцы.
Прапорщик Яхонтов находился в ходовой рубке и отмечал на путевой карте пройденное расстояние. Из машинного отделения поступали по переговорной трубе доклады инженера-механика Вурстера. Их принимал вахтенный начальник старший лейтенант Корнев. После каждого доклада он удовлетворенно кивал головой, небрежно попыхивая папироской.
В иллюминаторе был виден занесенный снегом высокий берег с черными проплешинами голых скал. Неуютный зимний пейзаж действовал удручающе на Яхонтова.
На крейсере увеличили число оборотов гребного вала. Корабль шел полным ходом, и бурун поднялся вровень с форштевнем. Соленые брызги перехлестывали через полубак.
Яхонтов не слышал грохота, донесшегося из машинного отделения, лишь заметил, что крейсер сбавил ход.
— Что случилось, Эрнест Карлович? — крикнул в переговорную трубу вахтенный начальник.
В голосе старшего лейтенанта Корнева звучала тревога. С ледяной строгостью смотрели в пространство его глаза, не замечая стоявшего рядом дублера.
Какое-то время в машинном отделении молчали. Потом из переговорной трубы донесся голос лейтенанта Вурстера:
— Лопнула крышка цилиндра высокого давления.
— Что это значит?!
— Крейсер может идти лишь средним ходом, пока устраняем повреждение.
— Это авария?
— Не… совсем.
— Будьте любезны, поднимитесь в ходовую рубку.