Пробуждение

Рой Кристина

У его смертного одра я узнал, что он в свой последний час верой обрел Спасителя и что я, который все о Нем знал, который поставлен на это место по вашему желанию, чтобы вести вас к Богу, - Его не имел. Умом, из книг, я о Нем знал, но в моем сердце Его не было. "Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного". Эти слова я хорошо знал, как и то, что Бога Сына тогда я еще не принял. Но так как в Слове Божьем сказано: "А тем., которые приняли Его, верующим во Имя Его, дал власть быть чадами Божиими". Юрий Бенек стал счастливым сыном и наследником раньше, чем я, ваш пастор. Это справедливо, так как перед Богом все равны. Видя кончину этого оправданного человека, наблюдая за тем, как он уходил домой, я наконец открыл сердце стучавшемуся в него Спасителю. Он меня помиловал, и я принял Его. До того времени Он жил только в моем уме, в книгах, а сердцем я Его не видел. Сегодня Он живет

в моем сердце, так что я могу воскликнуть словами песни: Да, я спасен, спасен я от блужданий Пытливого и гордого ума. В самом деле, таких похорон в Зоровце еще не было и такой надгробной речи еще никто не слышал. Никто из участников не остался равнодушным. Ведь неслыханное дело: пастор перед членами своей общины делает такое признание! Понявшие его ликовали в душе, другие, которым его высказывание было непонятным, почувствовали все же глубокое уважение к нему. Он словно приблизился к ним.

До сих пор с ними говорил пастор, сегодня это был человек, говоривший с народом, как брат с братьями. Уходя с кладбища, даже самые равнодушные с уважением прощались с ним.

Так жители Зоровце похоронили своего пастуха. На третий день после похорон на собрании общины решили перестроить пастушью хижину и использовать ее для ночлега странствующих подмастерьев. Так община хотела сохранить память о Бенеке.

Глава 15

Наступил вечер. Сенины после дневного труда, поужинав, сидели вместе, размышляя о божественных истинах. Они прочитали Псалом 50: "Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои..." - Думая о своих злодеяниях, - сказал Се-нин печально, - я не могу от всего сердца благодарить Господа за то, что вы, матушка моя, и Циля меня простили, как и Господь меня простил из любви Своей великой, и Спаситель меня кровью Своей омыл навсегда.

– Это, сынок, были не только твои грехи, - сказала мать его, схватив сына за руку.

– Верно, - подтвердила Циля, - это были и наши грехи, и Бог нам всем их простил.

Она встала, чтобы убрать со стола. Положив руку свою на плечо мужа, она с любовью посмотрела ему в глаза. И он с благодарностью ответил ей тем же.

– Посиди еще, Циля, вымоешь посуду после. Я вам что-то хочу сказать.

Немного позже молодая женщина, вытерев стол и по просьбе матери достав для работы мешок с перьями, села возле своего мужа. Они сидели рядом так мирно, что их недавняя прошлая жизнь, казалась нереальной. С выздоровлением Цили снова расцвела и ее красота. Сенин все еще был статным мужчиной с приятной наружностью, хотя уже немного поседевшим. Как благодатно сказались на них обоих милость Божья и человеческая любовь!

– Мартыновы мне пишут, - начал сапожник, - что они имение наконец записали на свое имя. До рождества они еще Не знали точно, будет ли оно им принадлежать, и поэтому не могли туда ни переехать, ни привести там что-нибудь в порядок. В имении достаточно строений, но все очень запущены. Они также пишут, что ищут умелых, старательных работников и обещают хороший заработок; работа по сравнению с нашей здешней - детская игра. Работникам разрешается держать для себя птицу и свинью. Если экономить, можно немного накопить денег и со временем купить что-нибудь существенное для своего хозяйства. Так как я перестал пить, то они предлагают и нам поработать у них. Моя мать помогла бы нам в нашем доме. Зимой и в плохую погоду я мог бы сапожничать. Я думаю: не от Бога ли эта возможность - приобрести обратно то, что я растратил? Мы бы не навсегда, а только на несколько лет нанялись к ним в работники. Земли мы бы там покупать не стали, а берегли бы каждый грош, чтобы вложить его в наше здешнее имение и поправить его к нашему возвращению. Дом и поля можно выгодно сдать в аренду, чтобы уплатить налоги, а заработанное у Мартыновых нам бы оставалось. Так вот, слово за вами.

– Делай, что считаешь нужным, сынок! Я пойду с тобой и помогу, сколько смогу, - сказала мать дрожащим голосом, со слезами на глазах.

Жена склонила голову на сложенные на столе руки и молчала.

– Циля, почему ты молчишь?
– спросил ее муж.

– Потому что я боюсь!

– Ты боишься!?
– воскликнули муж с матерью.
– Чего же?

– Вы, мама, разве не знаете, чего?
– Лицо Цили побледнело. Сжимая лоб руками, она оглядывалась в комнате, как человек, который должен расставаться со всем, что ему дорого.

– Циля, ты боишься, что я снова вернусь к своему старому греху!
– догадался ее муж.

– А ты уверен, что этого не случится? Мы жили без Бога, без Христа, без Его Слова; мы оба не послушались ни Бога,

ни родителей, да, мы служили сатане в аду. Сбежав в то утро от тебя, окровавленная и израненная, будто собаки меня рвали, я бежала из этого ада. Днем и ночью я видела перед собой ту страшную разруху и опустошение, дрожала при мысли, что мне снова придется вступить в этот ад. И когда вы меня привели в этот чистый обновленный дом, с любовью приготовленный для нас людьми, мне показалось, что я вхожу в рай. Ты был уже не тем диким зверем, но и не тем, ради которого я согрешила, переступив пятую заповедь, а стал новым, добрым человеком. Я боялась, что это лишь сон и что я снова очнусь в аду. Каждый день и каждую ночь, прожитые мной в этом раю, я начинала и заканчивала на коленях перед Господом Иисусом Христом. И теперь мне уходить из этого рая? И зачем?

Чтобы купить земли! Вы слышали, что рассказывала госпожа Гарак, когда она гостила здесь у своих родителей? Хотя она и хвалилась, рассказывая, сколько у них земли, она говорила, что живут они, как в цыганской будке, где нет ни праздника, ни воскресенья. Во всей округе нет церкви, зато есть пивная! И когда бабушка Ужерова посоветовала им каждое утро петь, читать Библию и молиться, Гарак, всплеснув руками, возразила, что на это нет времени, что у них все не так, как здесь у нас! Работники их забастовали бы, если бы хозяева не работали вместе с ними. А сколько им приходится платить! Там нужно рано вставать, чтобы работа не накопилась! И ты хочешь идти в такое рабство? Без праздника, без воскресенья? Наши здесь будут собираться вокруг Слова Божьего, а мы будем там, в чужой стороне, когда мы в вере еще не окрепли? Ни я, ни вы ручаться не можем, что останемся верными Господу. "Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?" Если хотите - идите, я вам запретить не могу; но добровольно я в этот ад не пойду. Мне точно известно, что Господь нас туда не посылает, ибо Его воля такова, чтобы мы прежде искали Царства Божьего. Там мы его вряд ли найдем. Если бы здесь был голод или еще какая нужда - другое дело; а так?! Зачем нам уходить отсюда? Бог мне здесь каждый день дает работу, которая меня кормит. А земля? Сколько мне понадобится в конце земного пути, люди дадут!

Молодая женщина говорила сначала с горечью, а затем в ее голосе зазвучала решимость души, которая ни за какие блага не хотела ступить на скользкий путь.

– Ах, Циля, неужели ты думаешь, что я без тебя пойду?
– вскрикнул Сенин.
– Как ты себе это представляешь? Ведь я не к богатству стремлюсь, а к тому, чтобы тебе и матери вернуть то, что я растратил, чтобы совесть меня не мучила..

– Мне не жаль того, что пропало. У меня теперь большее сокровище, чем все потерянное, ведь я вижу тебя спасенным! Я тебя никогда не укоряла за прошлое. Если бы ты оставил свои грехи там, куда Бог их бросил, они бы тебя больше не угнетали. Но одно тебе скажу: ради тебя я оставила моего доброго отца, потому что тебя я полюбила больше, чем его. Но если ты меня хочешь увести куда-нибудь, где я могу потерять Иисуса Христа, я с тобой не пойду, потому что теперь Его я люблю больше, чем тебя, и не хочу повредить своей душе.

– Но Циля, - смело вмешалась свекровь, - зачем нам жить без Слова Божьего? Кто нам помешает день и ночь начинать с Ним?

– Работа нам помешала бы и работники! Если они там живут не лучше чем здесь - Цыгане, тогда в каких помещениях обитают работники? Может быть, все семьи ютятся в одной комнате. Мы еще никогда не жили вместе с другими людьми, которые не хотят знать Бога. Может быть, они утром и вечером будут ругаться, ссориться, а нам в той же комнате петь, читать, молиться? Вот если бы это были дядя Янковский или бабушка Симонова; они, может быть, и таких людей привели бы к Господу. Но мы еще не такие христиане, как они!

В комнате наступила тишина. Сенин сидел с опущенной головой. По природе своей он был упрямым человеком; задуманное он всегда хотел осуществить. Если он даже советовался с другим, то в конце концов поступал по своей воле. Циля хорошо знаЛа своего мужа, поэтому она и не пыталась его отговорить от поездки на новое место. Увидев, что мать Уже согласна с ним, она, как тяжело ей это ни было, решительно заявила, что не поедет с ними. Такого он не ожидал от своей жены. Ведь она теперь, как никогда раньше, искренне любила его, и в последнее время они, по ее словам, жили как в раю! Сенин вдруг встал и молча вышел. Через несколько минут он уже был У Янковского и сказал ему, что хочет посоветоваться с ним по одному делу. Они вошли в комнату. Сенин сообщил соседу о своих планах и намерениях, ничего не утаив также из сказанного Цилей. Он хорошо запомнил ее слова, но пока он говорил, их значение выросло перед ним во всей своей истине до громадных размеров.