Пробуждение
Шрифт:
Сердце Степана наполнилось ощущением семейного счастья и духовного родства. Такого он еще никогда не испытывал! Долго потом он вспоминал этот чудесный вечер.
Глава 13
Пастор Моргач начал свои посещения. Первым он посетил инспектора, затем побывал у старосты, у могильщиков... Люди удивлялись. Ведь господа священники обычно приходили только по приглашению на свадьбы и другие семейные события - без приглашения никто из них не являлся. Что надумал этот их новый душепопечитель? Некоторые женщины жаловались, что его визит застал их врасплох: у них как раз не было убрано в доме. Хотя бы он по очереди ходил, чтобы можно было подготовиться; но он перескакивал дома, как огонь при пожаре. Пастор говорил, что хочет поближе
Наконец, подошла очередь и наших соседей. Рашов был рад, что господин пастор застал его дома, и стал расспрашивать его об Америке. Супруги любили об этом говорить. Они показали пастору весь дом и повели его наконец к бабушке Симоновой.
"Странно, - подумал пастор, -эта старая женщина говорит так мудро и так хорошо, с ней приятно беседовать!" Рашов припомнил, что бабушка пришла к ним после того, как похоронила своего внука, которого воспитала. Когда пастор познакомился с ней поближе, она поведала ему о блаженной кончине своего внука, особенно - о великом счастье, которым он ее одарил. После этого посещения молодой служитель церкви вернулся домой очень задумчивым. Он не мог забыть слова старой женщины и свидетельство усопшего юноши.
После Рашовых он посетил Сениных. Они встретились на улице, и сапожник вежливо пригласил пастора в дом. Пастор немало был удивлен порядком и мирной семейной жизнью в доме человека, о котором слышал столько плохого. В разговоре он намеренно напомнил о болезни молодой женщины, и, к его удивлению, Сенин рассказал ему обо всем с предельной откровенностью. Он ничего не скрыл, ничего не смягчил, но охотнее всего говорил о милости Божьей, о любви людей.
– Господин пастор, - сказал он, узнав, что тот непьющий по убеждению, - если вы знаете, какое это зло, какой грех, очень вас прошу, поговорите об этом с кафедры и на занятиях перед конфирмацией. Покажите на моем примере, каков пьяница, объясните, что он плохой сын, жестокий муж, позор для общины и для церкви, расскажите, как губительно пьянство для человеческого общества.
Уходя, пастор вынужден был признаться себе, что проблему пьянства он еще не рассматривал так глубоко, не представлял себе, насколько страшна та пропасть, в которую падает пьяница.
К Ужеровым он пришел, когда вся семья собралась к столу. Уважаемого гостя пригласили в комнату, и вскоре бабушка принесла ужин. Пастор еще ничего не ел, так как он специально старался не попасть в дом к обеденному вре-мени, но здесь ему пришлось-таки сделать исключение, да и кто бы мог устоять перед приветливым приглашением бабушки Ужеровой и перед немой просьбой в глазах Доры? Разговор с Мартыном Ужеровым, потом со Степаном оказался действительно интересным. С первым он говорил о России, с последним - о летной школе. Слушая их, пастор Моргач отметил про себя, что простые крестьяне много читают и прочитанное остается в их памяти, как в сокровищнице.
"Подумать только, что может получиться из словака, когда он на длительное время выбирается из своей деревни", - подумал пастор во время беседы.
Наконец, он пришел туда, куда ему так хотелось попасть, - к Янковскому. Он провел у него почти весь вечер. Пастор много слышал об этом странном человеке, отшельнике, как его многие называли в Зоровце. И видел он его уже не раз, но лишь сегодня, сидя вместе с ним за столом, он смог рассмотреть его спокойное лицо с высоким лбом, сжатыми губами и мудрыми,
Аннушку он не застал, она была на уроке музыки. От Ужеровых пастор Моргач узнал, что Янковский тоже побывал в русском плену, и ему захотелось услышать, что он думает об этом большом народе.
Он заговорил о нынешних переменах в России.
Об этом ему подробно рассказали два русских беженца, с которыми пастор встретился в Дал-матии.
– Знаете, господин пастор, - сказал Янковский серьезно, - если судить по тому, как там обстоят дела, то может показаться, что этот народ ждет экономическая и моральная гибель; однако он не погибнет, потому что Сам вечный Творец и Строитель воздвигает там Свое здание на вечной основе.
И затем он с воодушевлением стал разворачивать картину духовного пробуждения людей, которые приобщились к Евангелию. Матьяс говорил трезво и спокойно, он описывал горячую любовь к Христу, готовность людей жертвовать собой при распространении Евангелия.
Это была не эксцентричная речь религиозного фанатика, а скорее сообщение беспристрастного свидетеля.
– А какую позицию заняли вы по отношению к этим собраниям и ко всему этому движению?
– спросил его пастор настороженно.
– Позицию брата к братьям, - улыбнулся Янковский.
– В Россию я пришел самым несчастным человеком, а они повели меня к Христу, и Христос меня принял, очистил и спас.
Легкая тень омрачила лицо молодого служителя церкви. Но вдруг открылась дверь, и на пороге появилась молодая, ясная, как весеннее утро, девушка. Она несла перед собой горящую лампу, которая освещала ее лицо.
– Добрый вечер, - сказала она.
Ах, это был тот самый серебристый голос, певший ту чудную песню, которая, как утверждает доктор, спасла ему жизнь! Как она попала в эту крестьянскую хижину, такая нежная, милая? Он невольно встал и поклонился. Она, немного покраснев, поставила лампу на стол и приветствовала гостя в своем доме. Пастор поспешил объяснить, почему пришел: ему хотелось поблагодарить отца и дочь за их милосердную помощь. Одновременно он попросил девушку спеть ту чудную песню, которая спасла ему жизнь и которую он не мог вспомнить. Возможно, он не стал бы просить об этом, если бы знал, какую бурю вызовут в его душе слова песни. Но слово было сказано! Девушка при-слонилась спиной к большой кафельной печи и запела чистым прекрасным голосом: Буря, Господь, завывает, Как страшен сердитый гул! Туча нам свет застилает, Мы гибнем, а Ты заснул. Или Тебя не тревожит, Что смерть окружает нас? Грозный вал наступает и может Ладью поглотить тотчас.
И как искреннее покаяние прозвучал последний стих: Буря, Господь, миновала, Ив сердце настал покой! Солнце опять засияло Над стихнувшей вдруг водой. Будь же со мною, Спаситель! Твой мир Ты во мне храни И в небесную Божью обитель На вечный покой прими.
Когда девушка закончила песню, в комнате на мгновенье наступила благоговейная тишина. Прервал ее пастор; он встал и произнес несколько слов благодарности. Затем простился и Янковский проводил его до ворот. Но песня сопровождала его; она звучала в его ушах, чтобы он ни делал, до самой ночи.
Наконец он дал выход своим чувствам: "Да, эта мудрая песня неожиданно помогла понять состояние моей души, где тоже - буря и непогода. Искушения меня преследуют... А что я сделал? Нет человека без греха. И я тоже грешник, но пока еще не могу сказать: "Он меня принял, омыл и спас". Но ведь так говорят сектанты. А разве те русские, которые среди бедствий распространяли свет Христа, были сектантами? Знания у моих прихожан тоже есть, но у тех русских не только знание, но и жизнь в Боге. Впрочем, и здесь есть настоящие оазисы веры: старая бабушка Симонова живет в Боге, Янковский тоже и Аннушка поет: "К Тебе я взываю, покой дай душе моей!" Она, конечно, может сказать, что именно отец привел ее к Господу, и Бог ее принял. А я, пастор, не могу этого сказать о себе! Как же мне проповедовать? ! Проповеди мои мне самому не нравятся, как же они могут удовлетворять людей? Зоров-чане каждое воскресенье приходят слушать меня, хотя что я могу им дать! Но к чему такие мысли, Август? Кроме нескольких студенческих проделок, я ни в чем не виновен. Сколько школ я прошел!