Продается дом с кошмарами
Шрифт:
Шаги смолкли за домом. Костя вскочил и бросился бежать огородами. Обратный путь оказался ещё длиннее. Костя заблудился и долго проплутал в темноте. Когда он вышел к деревне, темнота сделалась кромешной. Окно в избе Каймаковых не светилось.Что это значит? Инесса легла спать?
Перед Костей тут же возникла невыносимо соблазнительная картина. Он стал стучать в дверь сначала тихонько, потом всё громче и настойчивее. Ответа не было. Костя приложил ухо к замочной скважине, но услышал лишь тихий шорох древоточца, который неумолимо орудовал где-то рядом, в глубине столетней
– Инесса! – позвал Костя.
Его голос прозвучал жалко и растаял в тишине безответно.
«Что ж, продолжим практикум по женской психологии, - сказал себе Костя с надменной улыбкой, которую никто не мог разглядеть во тьме. – Вот так они нас и обманывают. Какого чёрта я ползал вокруг этой дурацкой дачи, где меня вполне могли прибить? Чего я достиг? Никто ничего мне не дал. Даже спичками я не разжился».
С досады он так сильно лягнул Инессину дверь, что древоточец смолк. Оставалось одно – бесславно вернуться домой.
Костя шагнул к калитке, но вдруг почуял приятный запах дыма. Он обогнул избу и понял, что дымит банька в огороде Каймаковых. И окошко там светилось - слабо, но хорошим, уютным, густо-жёлтым огоньком.
«Должно быть, старуха вернулась с посиделок, - догадался Костя. – Чёртова ведьма! Пойти хоть спичек у неё взять».
Дверь в баньку оказалась приоткрытой. Костя злился на весь Копытин Лог. Ему было плевать, что его вторжение неприлично. Он, правда, постучал о дверной откос, но звук вышел глухой, пустячный.
– Бабуля, это ваш сосед, дачник, - прокричал он в дверь. – Вы не будете так добры дать мне спичек, потому что я…
Остальными словами он поперхнулся, потому что сильная рука втащила его
в баню. Густой влажный жар, пахучий, непрозрачный, окутал его, а тихий голос оглушил.
– Где же ты так долго пропадал? – шептала Инесса, расстёгивая пуговки на его рубашке с ловкостью спасателя МЧС. – Где бродил? Чего ко мне не спешил?
Глупые это были слова, бессмысленные, как теньканье синицы, но от них закружилась голова. А ещё от сладкого травяного духа! Что это за травы тут варили? Дурман, одолень, могучку, успокой, собачью мяту?
Запахи плавали в тяжёлом синем пару. Он был таким густым, что Костя не разобрал, догола ли разделась Инесса, или белел-таки на ней какой-то лифчик. Как разобрать, если сначала он упал в душную пустоту, а потом в горячее, влажное, сладкое до боли!
Пот лил с него ручьями. Инесса то хохотала, то ойкала. Была она тяжёлая, сильная, скользкая, огненная. Вокруг неё клубился пар, в волосах пробегали рыжие искры, на шее болтался кулон. Скоро Костя понял, что больше он не существует, что он лишь маленький человечек, который копошится в глубине её бездонного зрачка. Он вглядывался в этот зрачок, как в туннель, но не было там света. И пусть! Костя знал, что в темноте он не один, что с Инессой они сплелись и сцепились навек, и только смерть их разъединит.
– А веничком? – взвизгивала Инесса, умудряясь и целовать, и стискивать с невероятной для женщины силой, и хлестаться очень больно каким-то колючим, липким веником, от которого пахло тошнотворным блаженством.
Стало трудно дышать. Костя понял, что ещё минута, и он сам займётся с треском, как полено в печи. Да, именно как полено! А потом лопнет, разлетится на отдельные молекулы, рассеется в холодной ночи, будто его не было никогда.
– Я не хочу умирать, - прошептал он еле слышно. – Жарко, жарко…
– Да, хороша банька, - согласилась Инесса и чуть не удушила его горячими мокрыми руками. – Хороша, но теперь окунуться пора. Побежали!
Она прыгнула в сторону, мелькнула гладкой розовой спиной. К её лопатке прилип рыжий листик.
Костя вскочил. Он только что умирал, но когда потянуло из двери холодом, он понял, что силён, как никогда.
Дверь распахнулась со стуком. После банного жара стылая сырая ночь казалась желанной и лакомой. Костя бросился за Инессой. В последний миг со странной отчётливостью нарисовалось на пороге её крепкое, мокрое, будто лакированное тело, косицы слипшихся волос, и тут же темнота всё это поглотила. Остался только голос.
– Сюда! – звал голос из ночи. – Сюда, охолонь!
Костя сделал с порога несколько слепых шагов и побежал на треск и шелест травы - туда, где была Инесса.
– Сюда, сюда! – звала она.
Холод был небывало сладок. Костя знал, что вокруг него ещё клубится горячее банное облако, но бежать с каждой минутой становилось всё легче и веселей.
– Инесса! Я иду! Я тебя люблю! – завопил он дурным оглушительным голосом.
Инесса аукнула совсем рядом. Раздался плеск. Костя сделал ещё шаг и тоже ухнул в прохладную воду. Он вынырнул и хотел оглядеться, но кто-то схватил его за ноги и потащил ко дну. «Чёрт, дежавю! – успел подумать он. – Этого не может быть! В огороде у Каймаковых нет никакой воды. Где я? Где Инесса?»
Изо всех сил он рванулся вверх, а когда вынырнул, увидел невозможное: кудрявые берега Копытина озера, освещённые громадной неполной луной, на которой просматривались моря и кратеры.
Вода пахла болотом. Она была неспокойна – неподалёку от Кости пузырился и кипел какой-то бурун. Костя поплыл от него прочь, но всё-таки через плечо позвал:
– Инесса!
Инесса хотела ответить, но только громко хлебнула воды. Костя оглянулся. За ним мелкими девчачьими сажёнками плыла знакомая местная купальщица. Сейчас Костя не мог наверное сказать, есть ли у неё хвост, но видел, что вдоль её лба белела полоска медицинского пластыря.
А Инесса тонула. Она била руками и пускала пузыри посреди озера. Спасти её Костя не мог – озёрная тварь неумолимо приближалась к нему. Она тихо и сладострастно хихикала.
Костя отчаянно плыл к берегу, но тот, словно пришитый, качался над чёрными волнами и не приближался ни на йоту. Преследовательница уже поравнялась с Костей. Она даже толкнула его твёрдым чешуйчатым боком. Делать было нечего – Костя развернулся и изо всех сил стукнул её кулаком в глаз.
Пловчиха охнула, Костя поплыл дальше. Берег вдруг сдвинулся, стал ближе. Скоро Костя выскочил на илистое мелководье. Он знал: удирать надо, не мешкая.