Продается дом с кошмарами
Шрифт:
– Про кровь, по-моему, байки.
– Ничего подобного! Мне сама Лена Шапкина рассказывала. Она часто с милицией выезжает на место происшествия – врачи-то у нас в районе, за полтораста километров.
Костя криво усмехнулся:
– А не говорила Леночка, что в Копытином озере русалки шалят?
– Милицию на озеро пока не вызывали, так что о русалках говорить рано, - серьёзно ответил профессор.
– Но местное население медикам изучать стоит: оно весьма склонно к долгожительству, хотя и крайне метеозависимо. Вот что вы скажете про
Костя с Безносовым как раз проходили мимо мичуринского шлагбаума. Они раскланялись с охранником, и Костя глазам своим не поверил: Владик Ефимов, обычно бледный, как бумага, был краснолиц и весел. Его румяные щёки лоснились. На ярких, будто подкрашенных губах застыла влажная улыбка.
– Налился, как помидор! А вчера весь зелёный был и на бронхит жаловался, - сказал профессор.
– Может, он что-то съел, и у него аллергия началась? – предположил Костя. – От аллергии краснеют. Или давление поднялось? Вот у моей бабушки…
– Ваша бабушка совсем другое дело. Хотя вы правы, прошлая ночь в геомагнитном отношении на редкость была нехороша…
Костя с жаром согласился:
– Очень нехороша! А некоторые вещи и магнитными бурями объяснить нельзя. Вы знаете дачу Боголюбовых?
– Это у которых в Куршавеле дочка повесилась? Да они уж три года тут не бывали.
– В том-то и дело! А на дачу тем временем кто-то пробрался…
Костя рассказал про поход с Ириной Шнурковой сквозь крапиву, про свет в подвальном окошке. Упомянул и шевеленье штор. Об Инессе и куче золотых монет он не сказал ни слова, но кукольная голубизна профессорских глаз всё равно заискрилась.
– Слушайте, а вы заинтриговали меня! – вскрикнул Фёдор Леопольдович. – Это вполне может быть неизвестное науке аномальное явление.
– Почему же аномальное? Скорее криминальное. Думаю, просто какой-то хмырь там поселился.
– А вот это мы сейчас проверим!
Костя остановился и решительно сказал:
– Я туда больше ни за что не пойду.
– Только на минутку!
– Идите туда сами, а я домой. Мне этот велосипед до чёртиков уже надоел, да и обедать пора.
– Если вас так обременяет велосипед, то на нём поеду я. И угощу вас потом отличным супчиком.
– С грибами? Ни за что, - испугался Костя. – Послушайте, почему бы вам не обследовать эту дачу в одиночку?
– Как вы не понимаете! Если там есть что-то аномальное, мне понадобится очевидец.
– Возьмите кого-нибудь из местных.
– Да не согласится никто! Чего вы упираетесь? А ещё писатель, за яркими впечатлениями приехали. И какие же у вас впечатления? Сон до обеда и беготня за женщинами?
– укоризненно сказал Безносов.
– А если нас там застукают?
– Ерунда! – усмехнулся профессор. – Все в Логу знают, что я занимаюсь научными изысканиями, так что никто не удивится. Да и кому нас застукивать? Вокруг ни души. Слушайте, хватит препираться! Прячьте свой велосипед в кусты - и вперёд.
Костя немного поколебался, но всё-таки пошёл за профессором. Пора бы понять, кто такой Робинзон в сером свитере! Тут явно что-то нечисто. И зачем было Инессе знать, что творится на даче Боголюбовых? Она дорого расплатилась за эти сведения…
Когда Костя вспомнил об Инессе, сладкая тоска залила его всего от пят до макушки. Он содрогнулся.
– Чего это вас корчит? – спросил профессор, уверенной рукой открывая чужую калитку. – Впрочем, немудрено: воздух у нас ядрёный. Не всякий быстро адаптируется. Зато поглядите вокруг, какая благодать!
Благодать в Копытином Логу была налицо. Солнце незло, по-августовски, припекало. Ненормальная утренняя зелень снова стала нежной и золотой, яблоки густо сыпались во всех садах. Этот несмолкающий звук убаюкивал.
Костя и профессор по ломаной и увядшей уже крапиве прошли к заднему крыльцу. Дверь оказалась закрытой. Однако профессор не смутился. Из кармана своего комбинезона он достал какой-то металлический предмет вроде раздавленного чайного ситечка. Вместо ручки у ситечка был длинный кривой крюк.
Фёдор Леопольдович потряс крюком перед Костиным носом.
– Это вариатор, - пояснил он.
– Незаменимая штука для определения аномальности явления. Если имеются хоть какие-то искомые признаки, эта вот пластина с отверстиями начинает заметно вибрировать.
Костя приготовился наблюдать вибрацию. Однако профессор сунул крюк в замочную скважину и стал в ней довольно грубо ковыряться, упёршись коленом в дверь.
– Есть! – наконец вскрикнул он.
Дверь подалась. Фёдор Леопольдович ступил в полутьму и стоялую духоту чужой дачи. Костя последовал за ним.
Тишина в доме была мёртвая - даже стук яблочной падалицы не доносился сюда сквозь запертые окна. Пусто было и в знакомом полуподвале. На постели из-под пыльного дамского пальто сиротливо выглядывал засаленный «Максим».
Стол снова был не убран, однако со вчерашнего вечера натюрморт на нём сменился: вместо крем-соды стояла бутылка мутной воды, а вместо банки со ставридой – огрызки коричневого семенного огурца. Похоже, съестные припасы подошли у Робинзона к концу. Да и окурков в блюдечке было всего три.
– Любопытно, любопытно, - бормотал профессор.
Он вышагивал по полуподвалу, далеко вперёд выставив руку с ситечком. Иногда он со значением фыркал. Костя ничего интересного, а тем более аномального вокруг себя не видел. Он даже жалел, что ввязался в эту авантюру.
– Ух ты! – вдруг вскрикнул профессор и упал на колени в самом тёмном углу.
Костя подбежал к нему. Фёдор Леопольдович сквозь ситечко разглядывал что-то, смутно блестевшее у стены.
В следующую минуту профессор радостно взвыл. А вот Костя удивился не так уж сильно - он сразу понял, какую диковину нашёл Безносов. Это была новенькая на вид золотая монета. На ней красовался профиль последнего императора Николая Александровича, сделанный отменно, тонко, с большим сходством – теперь так не умеют.