Проект «Геката»
Шрифт:
— Работает, — отозвался тот, показав Хольгеру излучатель. — Две трети «ириена», треть «лунника»… Посмотрим, как он будет себя вести.
Хольгер, притронувшись к плечу сармата, пристально посмотрел ему в лицо, — но тёмный щиток на шлеме Гедимина прикрыл глаза и не дал прочесть эмоции, и Хольгер досадливо сощурился.
— А существо? Ты… сегодня ты говорил с ним? Как оно пережило взрыв? — спросил он.
Гедимин вздохнул.
— Я не проверял. Такой взрыв не мог пережить никто, — он был рад, что не убрал щиток, и что его глаз никто не видит.
— Атомщик, ты… — Хольгер ненадолго замолчал, подбирая слова. — Я бы на твоём месте проверил. Оно должно было пережить все твои взрывы…
— И что? — спросил Гедимин, борясь с растущим раздражением. — Допустим, оно живо. И что с того?
— Оно на твоей стороне, — тихо сказал Хольгер. — И оно помогло тебе тогда… Нам стало бы гораздо проще работать, если бы ты и оно…
Гедимин качнул головой.
— Будет построено множество таких реакторов. Они все должны работать. Безо всякой… — он слегка поморщился. — Мистики. Просто работать. Не знаю, кто будет оператором. Но я не могу вписать в требования: «Подставлять мозг под сигма-излучение». Когда мы закончим работу, не должно быть никакой привязки к нам. Любой сармат должен управляться с реактором. Без переговоров с… духами. Иначе всё это не имеет смысла.
31 января 37 года. Луна, кратер Драйден, научно-исследовательская база «Геката»
Хольгер ждал Гедимина в мастерской, разложив на стенде шесть обсидиановых цилиндров. Удивлённый внезапным вызовом сармат узнал в них линзы от твэлов — судя по красноватому отливу, их недавно дезактивировали.
— Где ты их взял? — спросил Гедимин, разглядывая цилиндры. — Я тебе отдавал только один твэл.
— Остальные — из Инженерного блока, — ответил Хольгер. — Мы там воспроизвели твои опыты. Твой реактор было решено не трогать, а то…
Он покосился на закрытый шлюз испытательного отсека и тихо вздохнул.
— А зачем ты их принёс? — быстро перевёл разговор Гедимин — обсуждать недавний взрыв ему не хотелось. Кости, как выяснилось, срастались быстрее, чем забывались досада и бессильная злость…
— Я давно подозревал, что с обсидианом что-то не так, — сказал Хольгер, прикасаясь к передатчику на запястье. — Все эти вспышки, всплески интенсивности, потом — та авария… Мы с Константином и Альваро сидели и сопоставляли данные. Смотри, что мы нашли.
«Альваро?» — Гедимин с трудом вспомнил, где слышал это имя. «Филк-лаборант из Ураниума… точно, я видел его здесь. Иногда он приходит к Константину. Работают вместе. И ещё один филк… как его зовут? Не помню…»
— Смотри, смотри внимательно, — Хольгер, заметив, что Гедимин отвлёкся, взял один из цилиндров и протянул его сармату, показывая на что-то на стеклянной поверхности. — Вот эти сгустки. Под микроскопом видно лучше. Мы назвали их микролинзами.
— Действительно, — медленно проговорил Гедимин, переводя взгляд с голограммы на цилиндр и обратно. — И эти неравномерности «подогревали» твэл, и поэтому запускался обратный синтез, и эти вспышки…
— Одна из причин, — кивнул Хольгер. — Ещё одну ты, кажется, устранил, когда добавил ириенский ирренций в топливо. После этого мы смогли как следует рассмотреть микролинзы и их эффекты. И ещё одно… Ты не удивился, что взрыв произошёл не сразу? Ведь обычно микропрокол очень быстро формируется и схлопывается…
Гедимин кивнул, выжидающе глядя на химика.
— Если там были эти уплотнения, взрыв должен был произойти ещё до запуска, — согласился он. — Или прямо в кассетном цехе.
По лицу Хольгера на секунду промелькнула тень, и взгляд сармата стал рассеянным, будто он смотрел сквозь толстое стекло. Однако он быстро справился с собой и кивнул, снимая со стенда ещё один цилиндр.
— Именно. Вот поэтому мы и повторили твои опыты. Исгельт согласился. Это был урезанный вариант твэла — видишь, цилиндр очень короткий…
— Это рабочая конструкция, — отозвался Гедимин. — И что?
— Эти микролинзы не всегда там с самого начала, — сказал Хольгер. — При формовке всегда проверяют массу на гомогенность, там не должно быть никаких сгустков. Они формируются позднее, под облучением. Вот, смотри сюда, — один из таких опытов…
— Видел уже, — Гедимин указал на другую часть голограммы. — А здесь никаких сгустков не получилось. От чего это зависит?
Хольгер развёл руками.
— Я не знаю, атомщик. Исгельт и Арторион думают — ты сам должен разобраться. С природными материалами всегда сложно. В обсидиане сотни примесей, и его не проверяют на них и не сортируют — сваливают в котёл всё вместе. Если бы найти время и выяснить, что от чего зависит…
— Давно говорю — нельзя работать с тем, чего не знаешь, — буркнул Гедимин, сердито щурясь. — У вас даже обсидиан не изучен. А потом у меня аварии.
Хольгер вздохнул, виновато отводя взгляд.
— Исгельт предложил облучать все линзы ещё на конвейере. Чтобы все уплотнения сразу проявились. Арторион против — химики, мол, не знают, как работать с ирренцием, боятся облучения…
Гедимин покачал головой.
— Подожди с конвейером. Надо сначала выяснить, почему там сгустки. И убирать примеси, из-за которых они появляются. А конвейеры и реактор пока не дёргать.
— Ну да, именно это я им и предложил, — сказал Хольгер. — Наверное, они привлекут тебя… А что там с реактором? Он не хуже предыдущего?
— Три вспышки в сутки, — пожал плечами Гедимин. — Я его оставляю на ночь. Оба раза находил работающим. Вспышки мне не сильно мешают. Три останова в сутки — это ничего. Мешает вероятность взрыва…
Он покосился на закрытый шлюз и замолчал. Аварийный сигнал пока не зажёгся — реактор, по-видимому, работал спокойно… или, возможно, уже взорвался.
— Я напишу Арториону, — кивнул Хольгер. — Нам пришлют образцы для опытов. Сделай небольшой облучатель — такой… квадратный твэл на четыре стержня и три пластины. Будем проверять в нём обсидиан.