Проект «Геката»
Шрифт:
Джон внимательно смотрел на него и о чём-то думал.
— У тебя плохие шансы на выживание, теск. Капсул мне не жалко, убивать тебя никто не собирается. Но на твоём месте я бы сдался. Ты ведь трижды преступник. Думаешь, тески сохранят тебе жизнь?
Гедимин пожал плечами.
— Не знаю. А о приказе Цанева слышал. Взлом Стального Пояса… ты дочитал до этого места?
Джон кивнул.
— Кажется, это был первый и последний твой… подвиг. Знать бы, зачем ты это сделал… Впрочем — не моё дело. Это всё? Скафандр, жизнь и свобода? А что насчёт обучения?
— Когда Конару станет легче, пришли его в реакторный отсек, — ответил Гедимин. — Я согласен его учить. Он единственный, кто поймёт с первого раза.
Кто-то обиженно засопел, кто-то, напротив, облегчённо вздохнул, — кажется, у Джона были большие планы на команду новой «Немезиды».
— Хорошо сказано, теск, — капитан скупо улыбнулся и указал на скафандр. — Забирай. Роберт проводит тебя в реакторный. К слову, он был на «Немезиде». Механик, как и ты.
— Странно, что вас не убили, — сказал Гедимин, раскрывая полузакрытую нишу и влезая в скафандр. Когда пластины сомкнулись на груди, сармат невольно испустил облегчённый вздох. Без брони он казался себе предельно уязвимым и неприятно слабым.
— Я сам удивился, — отозвался Джон. — Кстати… Нью-Кетцаль, из-за которого тебя… сослали. Я там родился…
— Знаю, — сказал Гедимин, глядя мимо него. — Ты сын Джошуа? Он, наверное, погиб. Стивен взорвал АЭС…
Джон прерывисто вздохнул.
— Хорошо, что тебя не убили, теск. Я бы отвёз тебя к северянам, в обход закона Цанева, но — как хочешь. Иди.
…В реакторном отсеке было безлюдно и тихо. Роберт поставил караул у входа, но внутрь никто не пошёл. Сармат, привычно проверив состояние реактора, спустился в активную зону и долго стоял у неподвижного ротора, прислонившись к нему спиной. Привычный зелёный свет сборок немного успокаивал, но Гедимин всё так же угрюмо щурился, глядя на них, — то, во что он влез, не мог исправить ни один реактор.
«Они вытащили Конара из лагеря,» — сармат прижал ладонь к занывшим рёбрам и несколько раз глубоко вдохнул, расправляя лёгкие. Дышать было больно. «Придётся вести их к Земле. Но отдать мой корабль «макакам»?!»
Он поднял голову, глядя на изогнутую дугу управляющего электромагнита.
«Взрывать нельзя. Конар погибнет. Отдавать…» — он вздохнул и тяжело качнул головой. «Никогда. «Макаки» не будут управлять моими крейсерами. Пусть построят свои.»
Он посмотрел на ладони. Скафандр сильно исцарапался за время работы на рудовозе, — нейтронностойкий фрил приходилось добывать по грамму, его хватало только на самые крупные пробоины в броне. Местами сквозь него уже просвечивал жёлтый ипрон — и тоже понемногу истирался.
«Что на Земле? Я трижды преступник. Против Маркуса, против Стивена, против Корсена…» — он снова вздохнул — перед Корсеном ему было стыдно. «Свои убьют. Чужие — тем более. И никто никогда не вспомнит…»
Он встряхнул головой, прогоняя тяжёлые мысли, и снова взглянул на реактор. «Совсем ломать не буду. Сделаю ловушку. На Земле будет работать. При взлёте — встряска — нейтроны — перегрев — аварийное глушение. Корабль у них будет. Но на нём не повоюешь.»
Он недобро сощурился, протягивая руку к хвостовикам твэлов. Воспоминания о том, как долго и мучительно он стабилизировал реактор, были ещё свежи. Теперь предстояло идти в обратном направлении — от стабильности к сильнейшему разладу.
Гедимин не стал делать чертёж — через десять минут мысленных перестановок твэлов по гнёздам он уже знал, как изготовить «ловушку». «Не сейчас,» — вспомнив о предстоящем Прожиге, он неохотно развернулся к выходу. «На орбите Земли. Время будет.»
19 октября 30 года. Галактика Вендана, крейсер «Бет»
Уже перевалило за условную полночь, но спать Гедимину не хотелось. Он сидел в реакторном отсеке, вполглаза следя за мониторами (реактор заработал, антигравы разогнались, и «Бет» уверенно двигался к астероидному поясу Гермеса) и перелистывая ежедневник. «Сколько всего накопилось,» — с удивлением думал он, разглядывая чертежи. «Ничего из этого никогда не будет сделано. Как всё глупо, бессмысленно вышло…»
Над входным люком замигал жёлтый светодиод. Хотя закрывающие механизмы были выведены из строя (скорее всего, Робертом, прокладывающим дорогу к реактору), кто-то не стал ломиться, а вежливо «постучал». Гедимин тронул пальцем клавишу, открывая люк. На пороге стоял Конар.
Флоний подействовал — язвы и свежие ожоги затянулись, опалённая кожа посветлела, взгляд, помутневший от непрерывного облучения склер, снова стал ясным. Гедимин осторожно обнял человека и не сразу заметил, что держит его на весу, прижимая к жёсткой броне. Конар, свисая, ещё умудрялся обнимать сармата за плечи и бормотать, прижимаясь щекой к его шлему:
— Что с вами сделали, Гедимин? Что они с вами сделали?
— Я даже не знал, что ты в лагере, — пробормотал сармат; ему снова было нестерпимо стыдно. — Мне обещали, что тебя не тронут…
Конар хмыкнул.
— Ну, можно считать, что обещание сдержали. В сравнении с другими людьми «Кассини» я очень легко отделался… Отпустите меня, коллега. Я привык стоять на своих ногах.
Гедимин уступил ему кресло и сел рядом, на палубу, — теперь они сравнялись ростом, и можно было не наклоняться. Конар с трудом отвернулся от призывно светящегося монитора и улыбнулся.
— Я не ошибся в вас, коллега. Атомный флот сарматов уже вошёл в легенды. Сверхмассивные корабли на сверхмощных двигателях… крейсера, появляющиеся из ниоткуда… бомбы, уничтожающие планеты… Ирренций оправдал ваши надежды, верно?
Гедимин покачал головой.
— В ядерный могильник такие легенды. Марс взорван, Земля изуродована, Ураниум разбомбили. И Хольгер… и Константин… наверное, Линкен тоже… — он, не договорив, уткнулся взглядом в палубу. — И ты…
Его взяли за шлем и осторожно, но настойчиво заставили поднять голову. Конар смотрел на него в упор.
— Не смейте себя ни в чём обвинять, — сердито сказал он. — Вы и ваши друзья — не первые учёные, которых жестоко обманули. Вы знаете историю ядерной физики. Вам нетрудно будет провести параллели. Что до меня… Если бы на Энцелад высадились вы и такие, как вы, все учёные «Кассини» были бы живы. Так же, как тот несчастный шахтёрский городок на границе старой Мексики. Не смейте себя винить, Гедимин. Дайте мне руку.
Его пальцы были горячими — флоний ещё действовал, и подхлёстываемая регенерация подогревала тело изнутри — и неожиданно сильными. Гедимину казалось, что его собственная ладонь — мягкая, безвольная лепёшка, просто кусок Би-плазмы. Конар держал его за руку и улыбался.