Профессия: театральный критик
Шрифт:
Спектакль генуэзцев, как бы впрямую приобщающий зрителя к истории, целиком обращен в современность. Сосредоточенность на единой теме, добровольное ограничение театральной палитры позволяет передать всю грандиозность и значение событий в Генуе — грандиозность борьбы, которая начиналась тогда и продолжается сегодня. И все это потому, что в лучших эпизодах спектакля генуэзцев ощущаются высокое гражданское мужество его создателей, яркая общественная страсть.
Один из героев "Пяти дней в порту" говорит, что Генуя, Милан и Турин — это кровеносная система Италии. Именно в этих городах работают лучшие из демократических театров страны. И сегодня мы благодарим
(Два вечера с театром из Генуи // Советская культура. 1970. 27 июня).
Пеппино де Филиппе
в спектакле "Метаморфозы бродячего музыканта"
Сентябрь 1965 г.
Веселую и задорную, полную оптимизма и неиссякаемой поистине солнечной энергии, щедрую на выдумку, смех, неожиданную шутку — такую комедию привез известный итальянский актер Пеппино де Филиппе, приехавший к нам со своим театром. Он сам сочинил "Метаморфозы бродячего музыканта", и перед зрителями ожил наивный и красочный мир забавных персонажей комедии дель арте.
Яркими мотыльками выпорхнули на сцену изящный граф Энрико и его возлюбленная Джулия, проковылял их жестокий разлучник старик-антиквар, шумно ворвалась перезревшая матрона-гувернантка. Вприпрыжку проскакал влюбленный в красотку Фраголетту простачок Саса Чиччи, а следом за ними... Следом за ними с неаполитанской песенкой вышло незабываемое трио Саракино: невозмутимый проказник Пеппино, громкогласная Марилена и пылкий чертенок Фраголетта.
Разумеется, ни у кого ни на минуту не возникло сомнения, что приключения влюбленных закончатся благополучно. И, конечно же, Пеппино и его остроумные помощники не собирались всерьез растрогать зрителя душещипательной историей о том, как скромные бродячие музыканты протянули руку помощи неизобретательному титулованному любовнику. У них был другой замысел.
Впитав многовековые славные традиции комедии масок, сохранив тесную связь с жизнью простых людей, итальянские актеры (так и хочется назвать их старинным и почтительным именем — лицедеи) подарили нам самое дорогое в искусстве — радость встречи с вечно молодой душой народа.
Наши гости стремились передать неумирающую сущность народного искусства, минуя канонические формы старинного театра. Они перенесли действие в Рим середины прошлого века, вывели на сцену вереницу обывателей, сатирически заострив их характеристики, отказались от традиционных костюмов и масок комедии дель арте, сохранив, однако, в неприкосновенности народную основу каждого образа. Показав забавную путаницу взаимоотношений героев фарса "в духе старины", актеры оживили их тонким психологическим искусством современного театра. И произошло столь желанное для каждого подлинного творца превращение: воспользовавшись откровенно условным сюжетом, обратившись к эпохе столетней давности, итальянские актеры заговорили с современным зрителем на близком и понятном ему языке. Они погрузили публику в стихию лучезарного смеха, передали ей толику своего стойкого оптимизма.
Центральной фигурой этой картины "счастья без теней", дирижером этого каскада комедийных ситуаций, трюков, превращений был Пеппино Саракино. Как и его исполнитель— драматург, режиссер и актер
Без всякой жалости к своему солидному возрасту он превращается поочередно то в замшелого страшилу-философа, то в импозантную статую Юлия Цезаря, то в капризное, крикливое дитятко, и, наконец, в ожившую мумию фараона.
Смех, смех, смех! Он несется на сцену из зала, шквал за шквалом: величественный Цезарь под скрежет заводного механизма проделывает множество конвульсивных движений, уморительных своей бессмысленностью и бесформенностью. А из-под гипсовой маски сверкают две черные точки — малюсенькие колючие глазки "великого завоевателя", и от этого "мраморный" исполин кажется каким-то неприлично пошлым, подозрительным и тупым. Этакий злой пластический шарж, нацеленный на всех завоевателей прошлого, настоящего и будущего.
Пеппино де Филиппо — большой мастер трансформации; кажется, в этой области для него нет преград. Владея в совершенстве искусством внешнего перевоплощения, этот замечательный актер раскрывается и как смелый художник психологического театра. Прячется ли его герой в широких одеяниях философа или исполняет легкомысленную пляску мумии, актер доносит до зрителя всю полноту разнообразных ощущений, испытываемых в эти моменты самим Пеппино Саракино. Тут и радость творчества, наслаждение собственной выдумкой, и комически преувеличенная старательность, и одновременно — покоряющая увлеченность подлинного художника, мастера фарса. "Метаморфозы бродячего музыканта" — результат творчества дружного и талантливого коллектива. Пеппино де Филиппо — лишь первый среди ярких.
Комедия, насыщенная пением, музыкой, танцами, завершается шутливой мелодией тарантеллы, написанной тем же поистине вездесущим Пеппино де Филиппо. И в ней тоже звучит то неподдельное и обаятельное лукавство, на которое так щедр спектакль наших гостей.
(Шквал смеха//Театральная жизнь. 1965. №17).
Туринский драматический театр
"Хозяйка гостиницы" К. Гольдони, "Анконитанка" и "Диалоги с Рудзанте" А. Беолько, "Укрощение строптивой" У. Шекспира
Июнь 1966 г.
На спектаклях этого театра — и на сцене, и в зале — царили то грусть, то веселье. Равнодушных не было. Гость из Италии — Туринский драматический театр сердечно, талантливо рассказывал москвичам о человеке и человечности.
Сначала, и неожиданно, в комедии Карло Гольдони "Хозяйка гостиницы" — о тоске одиночества, горечи неразделенного чувства. О том, как мучительно обрести веру и тут же ее утратить.
Затем—о любви. Самой разной: то возвышенной, поэтичной, то земной, полной и радостей, и опасений, серьезной и легковесной, даже чуточку смешной — в старинной комедии Анджело Беолько "Анконитанка".
А в "Диалогах с Рудзанте" Беолько небо затянули тучи. Мы увидели расточительство рядом с нищетой, равнодушное легкомыслие и "беду войны". Мы страдали вместе с обездоленным крестьянином, жалким и одновременно почти величественным в своем безумном и справедливом гневе.
Но под конец из-за туч снова вышло солнце веселья — на сцене одержали победу буйство красок и лукавая усмешка: это Петруччо в окружении персонажей "Укрощения строптивой" сражался с Катариной во имя любви, счастья, радости...