Профессия: театральный критик
Шрифт:
То были спектакли уникальные, неотразимые своей абсолютной завершенностью и неповторимой красотой, увлекательной яркостью и изобретательной сценичностью. Сейчас же мы познакомились с работами театра совершенно иного плана, достоинства которых — в сосредоточенной сдержанности, в простоте и целеустремленности вполне обозримого замысла, в точной и скупой отобранное™ красок.
В основе этих по-своему значительных качеств лежит, как кажется, стремление театра бережно донести до зрителей содержание и форму драматических произведений. Стремление, тем более ценное, что Генуэзский театр адресуется к широким демократическим массам итальянского
Театр показал подернутую грустью, близкую к традиционным формам бытовой драмы XVIII века комедию Гольдони "В один из последних вечеров карнавала", в которой драматург в иносказательной форме повествует о вынужденном своем бегстве с поля театрального сражения в Париж и с горечью прощается с венецианским зрителем, и довольно наивную в своей несколько прямолинейной документальности пьесу Вико Фаджи и Луиджи Скуарцина "Пять дней в порту", посвященную событиям первой в истории Италии всеобщей забастовки генуэзских рабочих в декабре 1900 года. Режиссер Луиджи Скуарцина, художник Джанфранко Падовани, весь слаженный коллектив театра успешно находят своим спектаклям интересную театральную форму, смыкают их с сегодняшним днем; они создают постановки, в высокой степени содействующие художественному обогащению и политическому воспитанию зрителей. И не беда, что в комедии Гольдони театр ограничивается в основном тонкой обрисовкой типов эпохи и поисками не нарушающей ее театральности, а в постановке документальной пьесы раскрытие характеров подчиняется изложению событий, обращенному в зал развитию политической темы: искусство театра предстает в контрастах поисков. Тем яснее становится его разнообразие, четче проявляются его возможности.
Ключ к пониманию трактовки комедии Гольдони на сцене Генуэзского театра, как мне кажется, находится в руках художника спектакля. Он построил на сцене безукоризненно точный интерьер дома богатого венецианского ткача Дзамариа, провел по залам его — от мастерской до гостиной. Он одел хозяина дома, вереницу его гостей, среди которых находился художник Андзолетто, собравшийся в далекую Московию (образ, автобиографический для Гольдони), очаровательную Доменику, влюбленную в молодого человека, в исторически точные костюмы. И в то же время он нашел такие краски, такую чистоту линий в декорации со всем ее разнообразием планировки и легкостью перемещения деталей, что без труда извлек поэтическую театральность и живописность из быта.
В этой атмосфере союза правды и театральности развиваются события комедии — веселой и грустной: ссорятся и мирятся влюбленные, разыгрывают семейные сцены супруги, с надеждой и горечью собирается в дальний путь Андзолетто, а за ним, не без колебаний, и Дзамариа с дочерью. Театр доводит до сведения зрителя и жизненную основу пьесы: дважды участники спектакля замирают, образуя живописные немые картины, в то время как Андзолетто обращает в зал строки знаменитых "Мемуаров" Гольдони. Но в то же время театр не слишком настаивает на том, что сюжет и предыстория — основное в его спектакле.
Зрителей очаровывают персонажи. Одни — лирической настроенностью и искренностью чувств. В таких образах, как Андзолетто (Джан-карло Дзанетти), его любимая Доменика (Лучила Морлакки), старик Дзамариа (Камилло Милли), правдивое раскрытие характеров составляет самое существо игры актеров, а открытый лиризм исполнения придает образам театральные краски. Другие возникают на грани
Таков прежде всего Момоло (Омеро Антонутти), небогатый ткач, живущий в спектакле полной и радостной жизнью, насмешник, выдумщик и непоседа. В яркости театральных красок и точности характеристики с ним соперничают лукавая Полония (Ванда Бенедетти), Альба, взбалмошная дама, одержимая всякими мнимыми недугами (Эльза Вац-цолер), забавная мадам Гато (Лина Волонги) и, конечно же, глуповатые, не без злости данные в спектакле молодожены — Аугустин (Джанни Ренци) и Эленетта (Грация Мария Спина), которые постоянно ссорятся, но мгновенно находят общий язык, коль скоро начинают играть в карты или дружно уничтожают яства.
Сцены карточной игры и трапезы составляют, на мой взгляд, лучшие моменты спектакля генуэзцев. Здесь во всей полноте и в конкретном действии раскрываются черты персонажей: каждая — как на ладони; здесь мягкое изящество фронтальных мизансцен, чеканность театральных деталей и превосходная музыкальность не только живой беседы, но и построения самого действия, дарят яркие впечатления.
Зрители "Пяти дней в порту" стали свидетелями сурово и стремительно, с документальной точностью и графической определенностью воссозданных театром исторических событий. Эти события были изложены в жестких рамках исторического сюжета и с тем принципиальным и обнаженным схематизмом в их передаче, который не позволяет ни на минуту отвлечься от сути происходящего, остановить внимание на психологической детали или театральном приеме.
По свободной от сценического убранства сцене, освещенной вынесенными к самой авансцене, открытыми глазу зрителя прожекторами (световая партитура спектакля чрезвычайно богата), прошли бастующие рабочие и штрейкбрехеры, профсоюзные руководители и предприниматели, социалисты и правительственные чиновники. На фоне белого экрана, на котором возникали то парализованный забастовками генуэзский порт, то безлюдные кривые улочки города, то яростные схватки в итальянском парламенте, то многотысячный митинг генуэзских трудящихся, перед зрителями предстали реальные участники событий—названные по имени и безымянные.
Бегло схваченные, одной-двумя чертами данные характеры этих людей раскрывались ровно настолько, чтобы передать вовлеченность героев в события. Внутренний их мир, живая страсть были полностью отданы текущему моменту — борьбе. И, быть может, именно эта сосредоточенность на единой сквозной теме привела спектакль генуэзцев к тому, что в нем возникает простой, пронизанный динамикой социального действия, коллективный и волнующий образ народа. Естественно поэтому, что в спектакле генуэзцев особое значение приобретают народные сцены.
Массовые эпизоды разработаны с предельной тщательностью и внутренним размахом. Каждый развивается в своей тональности, в особенном ритме, в неповторимом пластическом решении. Контрастируя друг с другом, продолжая одна другую, массовые сцены своим настроением определяют эмоциональное содержание спектакля. Режиссерская композиция его безукоризненна, постановочные приемы точны и изобретательны, но ни один не воспринимается в отрыве от главной темы. Игра актеров предельно скупа и внешне скромна в средствах воздействия на аудиторию, но достигает исключительно сильного эффекта.