Профессия: театральный критик
Шрифт:
Наши гости не привезли пьес современных драматургов, однако каждый их спектакль был по-своему современен. Туринцы проявили завидную смелость в обращении к забытым пьесам, в переосмыслении классики. Так, они бесстрашно пошли на спор с установившейся традицией истолкования "Хозяйки гостиницы". Во имя дня нынешнего.
В этой постановке — красочной, энергичной по ритму — как будто сохранено все, что составляет прелесть комедии Гольдони: затейливая вязь интриги, рискованные розыгрыши, расчетливое кокетство Миран-долины, которая посрамляет женоненавистника кавалера Рипафратту и при этом успевает весело водить за нос других своих незадачливых вздыхателей. Однако в веселом калейдоскопе событий постепенно все отчетливее начинают звучать ноты тревожные.
В центре внимания на этот раз оказалась не очаровательная Миран-долина, а ее "жертва"—кавалер Рипафратта, неожиданно молодой, красивый и... наивный. Он наивен и в своем безграничном презрении к женщинам, и в том, как легко поддается обаянию Мирандолины: искренне, открыто. Джанфранко Омбуэн тонко прослеживает зарождение и развитие любви своего героя, любви, не столько страстной, сколько доверчивой.
Да, кавалер "виновен", его надменность справедливо посрамлена, самоуверенность разбита. Но, посмотрите, какое обновление принесла ему любовь, каким новым светом озарила она героя. Он не смешон, кавалер Рипафратта, он искренне потянулся к человеку, а над ним насмеялись, он поверил, а его обманули...
И вот кавалер уходит. С низко опущенной головой, с разбитыми надеждами, неразделенной любовью, оскорбленным доверием. А на сцене в долгой и неловкой паузе замерли те, кто остался. Сейчас начнется всеобщее веселье. Вот уже слуги с букетиками цветов спешат поздравить хозяйку и ее будущего супруга, вот уже обворожительная и лицемерная Мирандолина— Валерия Морикони задорно произносит прямо в зал заключительные слова комедии. А в зале невесело, зал задумчив и расстроен. Режиссер Франко Энрикец рассказал нам веселую историю с печальным концом, историю о бездумной жестокости и человеческом горе...
Можно спорить с подобной трактовкой комедии Гольдони, но право театра прочесть ее оригинально, по-своему. И он сделал это последовательно и убедительно.
По существу, экспериментом были и следующие два спектакля. Туринцы обратились к забытым пьесам "отца" итальянской комедии масок Анджело Беолько. Они усвоили древний диалект, разучили старинные песни и танцы, и перед зрителем раскрылись гуманистические идеи, народность произведений.
"Анконитанка" — спектакль, безудержно веселый и безоблачно радостный, — начинается песней и удалой пляской. Зрители дивятся легкости, с какой носятся из конца в конец сцены пышнотелые матроны, любуются стройными красотками, сильными гибкими юношами.
Чего только ни увидишь на этом представлении! Здесь пленники усердно и остроумно демонстрируют свои таланты, дабы кто-нибудь выкупил их на свободу. Здесь страстные красавицы влюбляются в девушек, переодетых в мужские костюмы, а эти последние — тоже в девушек, и тоже замаскированных мужчинами! Здесь горбатый и дряхлый скупец стойко и напористо домогается любви куртизанки и мечтает сплавить кому-нибудь собственную жену! И во всем этом ворохе необычайных приключений, полных грубоватого комизма и сочного народного юмора, словно рыба в воде, чувствует себя "поэт любви" Рудзанте.
Когда-то эту маску исполнял сам Беолько. В спектакле туринцев Рудзанте играет Джанкарло Дзанетти и играет великолепно. Вот он, белокурый красивый крестьянский парень, как и все герои "Анконитан-ки", сгорает от страсти. Да нет, не сгорает — его буквально распирает от чувства так, что он взаправду лезет на стенку! Но даже и тогда этот персонаж не забывает дирижировать событиями, проявляет чудеса ловкости, конечно, не без выгоды для себя.
Кажется, проделкам Рудзанте не будет конца, каскаду уморительных трюков — предела. Любовь и молодость победно смеются в этом спектакле над похотью и богатством.
"Анконитанка" — спектакль безоблачный, но не беззлобный. И более всего в нем досталось богатому и сластолюбивому старцу Томао. Молодой актер Альвизе Баттаин до полной неузнаваемости перевоплотился в своего героя, высмеял его жестоко и со вкусом.
Джанфранко де Бозио решил "Анконитанку" как площадное народное действо, проникнутое духом импровизации и игры.
В "Диалогах с Рудзанте", так же поставленных руководителем Туринского театра, перед зрителем предстал Беолько трагический. Спектакль снова открылся танцами и пением, но на этот раз исполненными глухой боли и бессильного гнева. В танце кружились на сцене офицеры-вербовщики, в танце уходили за ними на гибель обманутые крестьяне.
Величавая пантомима рисовала эпизоды кровавой битвы. Над телами павших скорбно застыли крестьянки. Их песня звучала как плач, как проклятие войне...
Когда же сцену заполнила пестрая толпа разодетых, беспечных, бездушных придворных кардинала Корнаро, контраст этого эпизода с предшествующим приобрел особый трагический смысл.
Перед столь высокой публикой выступает комедиант Рудзанте! Веселью нет конца! А зрители в зале с горечью следят за злоключениями героев...
Сначала Рудзанте предстал в роли пожилого, потрепанного военными невзгодами, голодного и запуганного дезертира. Глауко Маури, создатель трагикомического образа маркиза Форлипополи в комедии Гольдони, и здесь сыграл своего героя на грани трагедии и фарса, сыграл как бы на одном дыхании. У его Рудзанте запуганность странно граничит с наглостью, он трус и враль. Таким его сделали ужасы войны. Но он еще и глубоко несчастный человек. События, с ним случившиеся, оказались не просто смешными, но унизительными, оскорбляющими человеческое достоинство. Остатки природного жизнелюбия борятся в герое с отчаянием. Обездоленный Рудзанте исчезает со сцены с безумным и бессмысленным смехом, напоминающим рыдания...
Затем Рудзанте — Маури развивает перед зрителями ту же тему оскорбленной и униженной человечности в образе бедняка-крестьянина Билоры. Билора не только страдал. Ударом ножа он отомстил богатому венецианцу, сманившему от него красавицу-жену.
Билора одновременно и жалок, и смешон. Актер сыграл фарс, но фарс трагический. Робость Билоры была смешна, отчаяние его безысходно. Билора глядит и никак не может наглядеться на монеты, выпрошенные у жены, он весь дрожит от комического восторга — и фарсовая эта сцена звучит неожиданно трагически.
Билора прогнан. Захлебываясь в полубезумном монологе, он фантазирует страшную картину убийства обидчика. А месть свершилась проще и страшнее. В ней было много злобы, но еще больше ужаса перед содеянным. В отчаянии замирает над трупом старика Билора, этот комический неудачник, простак и мститель...
Глауко Маури выступил в роли Петруччо, Валерия Морикони — Катарины. Трактовка центральных характеров комедии Шекспира "Укрощение строптивой" в спектакле туринцев в общем-то достаточно привычна. Искатель приключений, жизнелюб и остроумец обуздывал на протяжении спектакля взбалмошную девицу, отвадившую женихов и от этого страдавшую. Да и в постановке Франко Энрикеца на сей раз как будто не оказалось особых глубин и открытий. Но одно открытие все же было— туринцы доказали, что произведение и в традиционной трактовке заиграет всеми красками, помолодеет, если в него вложить душу, насытить брызжущим через край оптимизмом, если оживить это произведение тонким психологическим искусством, блистательным мастерством.