Профессорятник
Шрифт:
Здесь, в трамвае, как раз и состоялся тот исторический обмен фразами, который всегда становился темой дружеских воспоминаний и стал «изюминой» этой невыдуманной байки. Утаить покупку не представлялось возможным хотя бы потому, что подмышкой красовался объемный пакет, упакованный в белую бумагу (полиэтиленовых мешков тогда еще не было) и перевязанный крученым бумажным шпагатом. Не скрывая своей радости, Разумовский, естественно, известил приятелей о покупке нового пальто.
Как следует не разобравшись в ситуации и посчитав одетое пальто поношенным, проф. Лашов изрек тогда свою знаменитую фразу: «Слушай, Владя! Конечно, пальто на тебе дерьмовое, это
Что и говорить, настроение у обладателя обновки — фатовитого модника, быстро улетучилось, а лицо изнурилось печалью — назвать его новое пальто «дерьмовым», значит наплевать в душу и признать полное отсутствие вкуса, на что еще никто и никогда не решался. Одновременно становились призрачными и надежды друзей на скорую «обмывку» покупки. В воздухе явственно запахло грозой.
Но, как свидетельствует история, сердца участников трамвайной встречи все же «оттаяли», после того как «шайка» созналась в якобы придуманной на ходу инсценировке. На самом же деле, никакой инсценировки не было — был вынужденный ловкий трюк роковым образом «лопухнувшихся» друзей, рассчитывавших на традиционную «обмывку» ценной покупки.
Как бы там ни было, «коньячный НДС» на приобретенное пальто Разумовскому пришлось все же выставить на собственной кухне. А как иначе.
28. ЭХ, ПРОКАЧУ!
Эта байка, как бы, не имеет прямого отношения к одноименному комедийному фильму, снятому в 1997 г. режиссером Прайтоном Ридом (США). Как известно, в центре внимания авторов той картины был необыкновенный автомобиль, наделенный интеллектом и обладавший абсолютной самостоятельностью. Но, некоторые параллели при определенной доле фантазии провести все-таки можно.
...Долгие годы «автомобильная лихорадка», к счастью, обходила стороной моих героев. Довольно раннее обзаведение автомобилем проф. Бугаевым не меняло общей картины, поскольку сам он вообще был дальтоником, и за рулем всегда сидела его законная жена Елена. Грустно закончилась и попытка проф. Чистобаева освоить «лошадиные силы» — едва ли не первый же его въезд в собственный гараж был оценен ремонтниками примерно в 1 тыс. долларов, после чего желание управлять «смертоубийственным снарядом» генератора новых творческих идей, кажется, покинуло навсегда.
А вот шоферская биография Литовки насчитывала изрядное количество лет, и вовсе не по причине его более высокой квалификации по сравнению, например, с тем же Чистобаевым. Дело в том, что свой автомобиль он осмотрительно держал исключительно на даче, в деревне, вдали от городского трафика, чисто в утилитарных целях: отовариться в сельском продмаге, встретить гостей с электрички, выехать за околицу за грибами, а то и подвезти (в качестве «завгава») навозное удобрение к себе на «ранчо», купив его у коренного односельчанина.
Но когда он самонадеянно, все же, как-то предложил В. М. Разумовскому (как раз хлопотавшему о кладбищенских делах, связанных с упокоенными родственниками) подвезти его на погост, тот не полез за словом в карман:
— Литовка! Между прочим, Уголовный кодекс предусматривает суровое наказание не только за совершенные деяния, но и за угрозу их применения. Отвезти меня на кладбище вам не удастся — так и зарубите себе на носу.
Соль этой истории состоит в том, что в условиях нашей «ангельской державы» передвижение по городским улицам на автомобиле иногда действительно напоминает, как кто-то заметил, «уворачивание от пуль», не говоря уже о качестве самих дорог. Ездить по ним творческим работникам интеллектуального фронта не только трудно, но и противопоказано. Им нужен необыкновенный автомобиль, наделенный интеллектом и обладающий абсолютной самостоятельностью, который и был задействован в вышеупомянутом комедийном фильме режиссера П. Рида «Эх, прокачу».
Данный вывод подкрепляется и нашим собственным многолетним шоферским опытом.
29. ВОЖДЕЛЕНИЕ ВЕДЕТ К ГРЕХУ
Кому не знаком в городе на Неве великолепный памятник позднего русского барокко, золотокупольный Никольский морской собор на берегу Крюкова канала, традиционно окормлявший моряков русского флота. Построенный «в воздаяние достойной памяти славных дел флота российского» и во имя Святого Николая Чудотворца — покровителя моряков, он, помимо прочего, оказал заметное влияние на топонимику города, дав свое имя соседним площади, переулку, рынку, мостам и т. д.
Случилось так, что именно с Никольским собором связана одна из самых богомерзских историй, случившихся с моими друзьями в молодости, весьма достойными и образованными людьми, открывать имена которых естественно, нет никакого желания, тем более что эта история — грех «туманной юности», и ее действующие лица — не какие там «христопродавцы», а лица давно и искренне раскаявшиеся в былых прегрешениях.
Окончив филфак ЛГУ им. Жданова, IV., подававший большие надежды в области изящной словесности, к удивлению многих, связал свою трудовую деятельность с Никольским морским собором, каким-то немыслимым образом пристроившись ...заведующим производством в храме. Помимо многочисленных обязанностей в его функции входили также заготовка и отпуск кагора — единственного вина (сладкого, умеренно-крепкого, интенсивно-красного, без примесей), используемого церковью после причащения прихожан. Мало сказать, что это было «круто» — это назначение внезапно, хотя и ожидаемо расширило круг «страждущих» друзей нового служителя церкви, изнывавших от «жажды» и одержимых холодным расчетом и практицизмом. Но об этом позже.
«Божественное вино» кагор в те годы было исключительно советского производства. История православной церкви повествует, что постановлением еще Стоглавого Собора (1551 г.) допускалось употребление в монастырях только фряжского (итальянского) вина, закупавшегося у иностранных купцов, как правило, на крупнейших ярмарках — Моложской, Макарьевской и Новгородской. Позже использовались испанские и молдавские вина, но где-то, начиная с XIX в., предпочтение было отдано французскому кагору, получившему свое название от французского города Каор (Gabors'), в окрестностях которого расположены виноградники со специфическим сортом винограда. Наше вино имело и имеет мало общего с истинным французским кагором, однако отказаться от однажды сделанного выбора церковь так и не смогла.
В те бесшабашные годы качество церковного вина молодых «богохульников» ничуть не волновало. Богохульников потому, что они (по крайней мере, те, которые стали нашими друзьями) прекрасно знали о том, что обряд причащения предполагал, как минимум, три дня поста, исповедание в грехах, чтение дома из молитвослова трех канонов — Спасителю, Божией Матери и Ангелу хранителю и т. д. Ведали и о том, что к Причастию надо было готовиться, помириться со всеми, духовно и молитвенно ожидать радости общения и соединения с Христом.