Проигранная ему
Шрифт:
— Да перестань. Я хочу продолжить работу с ней. Это возможно. Ты же знаешь, я — сталь.
Она снова качает головой:
— Не ври себе. Не на этих условиях. Ты видел данные, которые выдала Система за эти два дня?
— Видел, — хмуро отвечаю я. — Глупый вопрос.
— Нет, не глупый. Такое впечатление, что ты настолько потерял голову, что перестал адекватно воспринимать действительность. Ты же запарываешь софт.
Прищуриваюсь:
— Ты что, восстановила удалённые папки?
— Да. Но даже из того, что ты оставил, большинство… это — трэш, Давид. Искажённые модели восприятия, совершенно явное воздействие окситоцина. Я на презентации неделю назад, как дура, озвучила задачи новой модели, заручилась поддержкой японцев, привезла тебе документы на подпись, а потом передала бумаги. Запуск производства здесь — самоубийство. Основываться можно только на результатах перввых двух недель. Всё, что дальше — это уже не про секс. Ты решил создать бота для любви?
— Ты же прекрасно понимаешь, что это нереально.
— Я-то понимаю.
Она берёт с края камин бокал с мартини, делает небольшой глоток, ставит обратно.
— Сказать тебе, сколько ты забраковал вчерашнего материала?
— Полина, я в курсе.
— Семьдесят четыре процента! Семьдесят четыре процента собранных данных забраковал даже ты! Очевидные реакции на объект влюблённости! Она ведёт себя с тобой уже так, будто ты её парень. Её биохимические реакции говорят сами за себя. Она может воспринимать тебя иначе. Просто не может, Давид. Ты понимаешь, что это иллюзия — работа в таких условиях. Ты увольнял тестеров за тридцать процентов брака! За тридцать! А сам бракуешь больше семидесяти и при этом оставляешь много шлака в том, что считаешь пригодными для дальнейшей работы записями.
— Они пригодны. Я проводил сравнительный анализ. Да, годного материала мало, но он есть.
— Дава… — он делает шаг ко мне. — Дава… — подходит ближе, медленно машет перед моим лицом ладонью. — Очнись. Эта девчонка одурманила тебя. Ты не понимаешь масштабов надвигающейся катастрофы. У нас заёмные средства. После того, как станет понятно, что проект не оправдал себя, — мы лишимся огромного процента продаж. Это будет колоссальный удар по репутации. А учитывая себестоимость готового бота, ты по сути обрекаешь весь этот сегмент, к которому шёл годами, на крах. Давид, на крах.
Оставаясь на месте, отпрянываю назад.
— Полина, давай ты не будешь до презентации готовой модели делать скоропалительных выводов. Тем более такого рода.
— Дава. Ночью мне прислал письмо Фридрих Нойманн. Знаешь, почему он написал мне?
Хмурюсь.
— Нет.
— Он написал мне, что не понимает, как сказать об этом тебе. Учитывая то, что ты не просто руководишь этим проектом, но и взял на себя роль главного и единственного тестера.
— Сказать о чём?
Она уходит к столу, на котором лежит её смартфон. Берёт его в руки:
— Позволь я тебе зачитаю.
Опускаюсь в кресло:
— Да, конечно.
Она подходит ко мне и садится в соседнее. Закидывает ногу на ногу, многозначительно смотрит на меня, затем переводит взгляд на экран смартфона, который держит перед собой.
— Я пропущу вступительную часть, суть её я тебе уже рассказала. Так, — она проматывает текст пальцем, — это всё она… а это он сообщает о результатах работы програмистов по поводу вибрации голоса… Вот! Слушай, — она переходит на английский язык: — "И самое главное, из-за чего я и решил написать именно тебе: исходные данные противоречат новым. При корреляции файлов — процент искажений настолько велик, что порой треть программного кода Система при обработке выделяет красным. Она то и дело просит перезапустить базовую программу эмоций. С движениями тоже много проблем. Система пишет о необходимости апдейтов. Работать с бета-версией на этом основании просто нельзя — готовый софт не будет отвечать техзаданию. На производстве неизбежно возникнут вопросы. Основной ворох претензий будет именно к нашему отделу. А я не могу создать двух разных и, одновремено с тем одинаковых целевых программ для обеспечения цельной цифровой заготовки. Просто не могу, пойми меня. Мои програмисты то и дело сообщают мне о возникших багах, мы бракуем сейчас всё, что не дублируется хотя бы четыре раза из десяти. Просто для примера: реакции при приветствии. У нас есть шестьдесят восемь изначальных файлов, которые Система определила в качестве подходящих заготовок. Присланные сегодня материалы почти полностью не совпадают с ними. Как прикажешь писать код для тех же улыбок, если данные — будто от двух разных моделей? Я вижу, что модель одна и та же. Но теперь она иначе реагирует на тестера и эти реакции слишком искажены. Собранный Системой биохимический анализ это подтверждает. Я не думаю, что Давид хочет, чтобы объёмная цифровая модель кривилась вместо улыбки. Он же прекрасно знает, что нейросети выдают качественный результат только при вводе точных данных. В ином случае они моделируют те изображения, которые наиболее отвечают исходным данным. Зайди, пожалуйста, в облако, посмотри два видеофайла, которые я выложил. Это нельзя пускать в работу. При этом это конечный результат объёмного изображения. Я прислал тебе вариант в сетке, и полностью законченный видеоряд. Просмотри на скорости 0,25. И всё сразу поймёшь. Я не могу выслать ЭТО Давиду. Даже банально просто из уважения к нему, не говоря уже о том, что такие результаты — это очевидный брак. Признаюсь тебе честно, я не понимаю в чём дело. Модель будто сменили. Если Давид хочет, чтобы мы написали действительно качественный программный код для визуализации движений секс-бота нового поколения, то нужно выбрать: либо нам заново присылают заготовки, соответствующие детализации, либо переписываются и присылаются заново файлы с детализацией. В ином случае мы при корреляции получаем кривые улыбки. Посмотри сама, бета-версия порой улыбается так, что становится страшно. Я не представляю себе клиента, который это купит. Очевидно, что производство забракует такой софт.
По ощущениям похоже на удар поддых. А ещё неприятно, что написал он не мне. Можно подумать, я бы его нахер послал, если бы он обозначил эти проблемы.
М-даа…
— Я тебя понял, — говорю я. — Мне надо пройтись. Подумаю, как решить этот вопрос.
Закатив глаза, Инна вздыхает и всплескивает руками.
— Не понимаю, о чём тут думать, Дава. Её нужно направить на работу в Центр и прикрепить к ней нового тестера. Лучше двух или трёх. Сравнить результаты. Лучшего оставить. Переписать данные. Да, проект немножко замедлится, но я эту проблему решу. В конце концов по срокам мы тянем. Производство ещё не начато.
Молча смотрю на неё.
— Окей, Дава, окей. Не лезу, — она снова вздыхает. — Ты главный, тебе решать.
Она разворачивается, берёт в руку бокал с мартини.
Подхожу к двери, обуваюсь и выхожу в сад. Погода приятная. Солнечно, но не жарко. Реально, нужно пройтись и привести мысли в порядок.
Спустя час, возвращаюсь. Полина и Инна пьют чай за столом. Приятно пахнет бергамотом и ландышевыми духами. Они поднимают на меня взгляды. Полина смотрит тепло, с нежностью, Инна настороженно: ждёт моего решения.
Сажусь за стол сбоку, так что Инна оказывается слева, а Полина справа. Обе они одеты по домашнему — в футболках и шортах. У обеих волосы убраны в хвост и минимум макияжа на лице. Как только я сажусь, они обе подскакивают.
— Чай, кофе? — это Инна.
— Хочешь, я тебе соку налью? — это Полина.
Смеюсь.
— Девчонки, расслабьтесь. Я попозже пообедаю нормально.
Жестом показываю, чтобы они сели обратно за стол. Как только ни усаживаются, говорю:
— В общем, я решил.
Напряжённые взгляды на напряжённых лицах. Всё внимание на меня. Очень хорошо. Тема реально важная.
— Проект мы не останавливаем. Тестера не меняем. Полина остаётся здесь. Это в том числе и мой дом и я хочу, чтобы она жила здесь. Я рад, что вы нормально контачите.
Они обе в шоке от услышанного, это видно.
— Дава, но…
— Инна, погоди. Я тебя выслушал, всё обдумал, и принял решение. Решение такое: мы продолжаем этот проект. При этом, — я поднимаю указательный палец и делаю многозначительную паузу: — мы переписываем все изначальные данные. Мы делаем экспериментального бота?