Происхождение всех вещей
Шрифт:
С наступлением ночи Альма вышла из кафе и зашагала дальше. Она шла мимо древних церквей и новых театров. Видела таверны, бары, увеселительные заведения и кое-что похуже. Видела старых пуритан, одетых в короткие плащи, украшенные воротниками с рюшами, — вид у них был такой, будто они перенеслись сюда прямиком из времен Карла Первого. Видела молодых женщин с обнаженными руками, которые заманивали мужчин в темные подъезды. Видела и чувствовала запах концерна по производству консервированной сельди. Вдоль каналов выстроились плавучие домики с их скромными растениями в горшках и спящими кошками. Она прогулялась по еврейскому кварталу и увидела мастерские ювелиров. Ей встретились приюты и сиротские дома, типографии, банки
Амстердам, который был построен на сваях и поддерживался системой насосов, шлюзов, клапанов, землечерпалок и дамб, казался Альме не городом, а отлаженным механизмом, триумфом человеческой инженерной мысли. Трудно было представить другое место, где в ходу было столько изобретений. Это был идеальный город. Он воплощал собой все достижения человеческого разума. Ей хотелось остаться здесь навсегда.
Когда она наконец вернулась в гостиницу, было уже далеко за полночь. Она стерла ноги в новых туфлях. Ее поздний стук в дверь был встречен хозяйкой не слишком благосклонно.
— Где ваша собака? — спросила она.
— Оставила у друга.
— Хм… — буркнула старуха и взглянула на Альму с таким неодобрением, будто та только что сообщила ей, что продала пса цыганам.
Она вручила Альме ее ключ:
— И чтобы никаких мужчин в номере сегодня ночью не было, поняли?
Ни сегодня, ни завтра, милая моя, подумала Альма. Но спасибо хоть за то, что предположила, будто такое возможно.
На следующее утро Альму разбудил грохот в дверь. Это была хозяйка гостиницы.
— Вас там карета ждет, дамочка! — проорала старуха неприятным голосом.
Альма, спотыкаясь, подошла к двери.
— Но я не заказывала карету, — удивилась она.
— Что ж, а она вас ждет, — прокричала старуха. — Так что одевайтесь. Кучер говорит, что без вас не уедет. И чтобы сумки свои взяли. Он уже заплатил за ваш номер. Не знаю, с чего вдруг люди решили, будто я им тут посыльным заделалась.
Альма неторопливо оделась и собрала две свои маленькие сумки. Не спеша заправила кровать — то ли из-за природной опрятности, то ли чтобы потянуть время. Что за карета? Ее что, арестовывают? Высылают? Или это какое-то мошенничество, обман для туристов? Но она же не туристка.
Она спустилась и обнаружила внизу хорошо одетого кучера, поджидавшего ее у скромного частного экипажа.
— Доброе утро, мисс Уиттакер, — произнес он и отсалютовал, коснувшись полы своей шляпы.
Взяв ее сумки, забросил их на сиденье спереди. У Альмы возникло ужасное предчувствие, что ее сейчас посадят на поезд.
— Простите, — сказала она, — но я не вызывала экипаж.
— Меня прислал доктор ван Девендер, — проговорил кучер, открывая дверь. — Заходите же, он ждет вас и очень хочет вас видеть.
Почти час они петляли по городу по направлению к ботаническому саду. Альме показалось даже, что пешком она дошла бы быстрее. И будь она менее взволнованна, то могла бы дойти и пешком. Наконец кучер высадил ее у элегантного кирпичного дома за «Хортусом», на Плантаге-Парклаан.
— Идите же, — бросил он через плечо, возясь с ее сумками. — Доктор ван Девендер живет здесь. Входите без стука — дверь открыта. Говорю же вам, он вас ждет.
Это было очень странно — входить в чей-то дом без приглашения, но Альма сделала так, как ей велели. К тому же этот дом был ей не совсем чужим. Если она не ошиблась и верно все помнила по рассказам и описаниям Ханнеке, в этом доме родилась ее мать.
Одна из дверей, ведущих из парадного холла, была открыта; женщина заглянула внутрь. Это была гостиная. Ее дядя сидел на диване и ждал ее.
Первое, что она заметила,
Второе, что она заметила, был ее трактат, который дядя Дис держал в правой руке, слегка уперев его в спину Роджера, будто пес был портативным письменным столом.
Третье, что она заметила, — что лицо ее дяди было мокрым от слез. Воротник его рубашки тоже промок. И борода была мокрой насквозь. Его подбородок дрожал, а глаза ужасно покраснели. Он выглядел так, будто плакал часами.
— Дядя Дис! — воскликнула Альма и бросилась к нему. — Что стряслось?
Старик сглотнул и взял ее за руку. Его ладонь была горячей и влажной. Он был очень взволнован и поначалу не мог даже говорить. Он крепко вцепился ей в пальцы и долго не отпускал.
Наконец другой рукой дядя поднял трактат.
— Ох, Альма, — проговорил он, даже не пытаясь утереть слезы. — Благослови тебя Бог, дитя. Ты унаследовала материнский ум.
Глава двадцать девятая
Прошло пять лет.
Для Альмы Уиттакер то были счастливые годы, и почему должно было быть иначе? У нее был дом (дядя тут же велел ей переехать в дом ван Девендеров), семья (четверо сыновей ее дяди, их чудесные жены и целый выводок подрастающих детей), возможность регулярно переписываться с Пруденс и Ханнеке, так и жившими в Филадельфии, и довольно ответственный пост в ботаническом саду «Хортус». Официально она именовалась Curator van Mossen — куратором мхов. Ей выделили собственный кабинет в симпатичном здании всего в двух шагах от резиденции ван Девендеров. Она послала за всеми своими старыми книгами и заметками, хранившимися в каретном флигеле в Филадельфии, и за своим гербарием, и неделя, когда их наконец привезли и она смогла их распаковать, стала для нее настоящим праздником. (На дне одного из сундуков она нашла все свои старые непристойные книги и решила оставить их как напоминание о прошлом, хоть и была уже слишком стара для подобных вещей.)
В «Хортусе» Альме назначили приличное жалованье — первое в ее жизни, — и у нее появился общий с директором отделения микологии и куратором папоротников ассистент (который со временем стал ее близким другом). Она зарекомендовала себя не только как блестящий систематик, но и как чудесная кузина — все ван Девендеры считали ее настоящим приобретением как для «Хортуса», так и для семьи; впрочем, сад и ван Девендеры давно уже слились в одно целое.
Дядя Альмы выделил ей маленький тенистый уголок в большой пальмовой оранжерее и предложил сделать постоянную экспозицию под названием «Пещера мхов». Это было сложное задание, но выполнять его было таким удовольствием! Мхи любили расти лишь там, где появились на свет, и Альме стоило немалого труда создать искусственные условия, со всей точностью повторяющие природные, чтобы ее колонии разрастались в неволе (определенная влажность, правильное сочетание света и тени, особый сорт известняка в качестве субстрата). Однако ей это удалось, и вскоре пещера заполнилась образцами мха со всего света. Работы по поддержанию этой экспозиции ей хватило бы на всю жизнь, ведь пещеру требовалось постоянно опрыскивать (для этого у Альмы были паровые машины), охлаждать при помощи особых стен с теплоизоляцией и никогда не подвергать воздействию прямых солнечных лучей. Приходилось бороться и с агрессивными быстрорастущими мхами, чтобы у более редких и миниатюрных видов тоже была возможности расти. Альма читала о японских монахах, которые ухаживали за своими садами из мха, прореживая их маленькими щипчиками, и вскоре тоже переняла этот метод. Каждое утро ее можно было встретить в пещере мхов, где при свете шахтерского фонаря она кончиками своих тонких стальных щипцов один за другим выдергивала внедрившиеся на чужую территорию растения.