Происхождение всех вещей
Шрифт:
Днем Альма с Амброузом были, как и прежде, спутниками в учении и созерцании. Он был увлечен ей, как никогда. Она же теперь выполняла свою работу автоматически и помогала ему с его занятиями. Он всегда хотел быть с ней рядом или, по крайней мере, как можно ближе. Ее смятения он, кажется, не замечал. Она же пыталась не подавать виду. Надеялась, что все еще изменится. Прошли недели. Наступил октябрь. Ночи стали прохладными. Но ничего не изменилось.
Амброуз казался таким довольным ситуацией с их браком, что Альма решила, будто сходит с ума. Ей хотелось растерзать его на части, но ему было достаточно лишь целовать один квадратик кожи под костяшкой среднего пальца ее левой руки. Может, она неверно представляла себе природу супружества? Или это какая-то уловка? В ней было достаточно от Генри, и одна мысль о том, что ее пытаются одурачить, выводила ее из себя. Но потом
В начале октября филадельфийцы наслаждались последними днями бабьего лета. По утрам их встречало царственное великолепие прохладного воздуха и синих небес, дни были теплыми и солнечными. Амброуз был озарен вдохновением, как никогда, и каждое утро вскакивал с кровати, словно его выстрелили из пушки. Его стараниями в орхидейной зацвел редкий эридес душистый. Этот цветок Генри вывез много лет назад из предгорьев Гималаев, и он ни разу не дал ни одного бутона. Но недавно Амброуз достал орхидею из горшка, стоявшего на земле, и подвесил ее высоко на потолочные балки в солнечном месте, поместив в корзину из коры и мха, который постоянно смачивал. И вот внезапно, как вспышка, орхидея расцвела. Генри был в восторге. Амброуз был в восторге. Он зарисовывал цветок со всех сторон. Эридесу предстояло стать гордостью коллекции «Белых акров».
— Если любишь что-то достаточно сильно, рано или поздно оно раскроет все свои секреты, — сказал Амброуз Альме.
Спроси кто ее мнения, она бы возразила. Едва ли можно было любить кого-нибудь так сильно, как она любила Амброуза, и вместе с тем он не спешил раскрывать ей свои секреты. К неудовольствию своему, она поняла, что завидует его успеху с эридесом душистым. Она завидовала и самому цветку, и заботе, которой ее муж его окружил. Она никак не могла сосредоточиться на своей работе, зато Амброуз благоденствовал в своей. Ей стало неприятно его присутствие в каретном флигеле. Почему он все время ей мешает? Его типографский станок слишком громыхал и пах горячими чернилами. Альма больше не могла этого выносить. Ей казалось, будто она гниет заживо. Она стала раздражительной, и ей стало трудно сдерживать свои эмоции. Однажды она проходила мимо огорода и наткнулась на молодого рабочего, который уселся на лопату и лениво ковырял большой палец. Она его и раньше видела, этого ковыряку. Он куда чаще рассиживал на лопате, чем копал.
— Тебя зовут Роберт, верно? — спросила Альма, приближаясь к нему с дружеской улыбкой.
— Он самый, — подтвердил рабочий, глядя на нее со спокойной беспечностью.
— И какое сегодня у тебя задание, Роберт?
— Перекопать эту трухлявую старую гороховую грядку, мэм.
— И когда же ты планируешь этим заняться, Роберт? — спросила она, угрожающе понизив голос.
— Видите ли, мэм, я посадил занозу…
Альма нависла над ним так, что его крошечная фигурка оказалась целиком в ее тени. Схватив его за ворот, она подняла его над землей на целый фут, встряхнув, как мешок с сеном, и заорала прямо ему в лицо:
— А НУ ВОЗВРАЩАЙСЯ К РАБОТЕ, НИКЧЕМНЫЙ МАЛЕНЬКИЙ ДУРЕНЬ, ПОКА Я ТЕБЕ ЭТОЙ ЛОПАТОЙ ЯЙЦА НЕ ОТТЯПАЛА!
С этими словами она швырнула рабочего на землю. Он сильно ударился. Вскочил испуганно, как кролик, и тут же принялся отчаянно копать грядки где придется. Альма же ушла и сразу о нем позабыла.
Возможно ли, подумала она, встряхивая плечами, чтобы расслабить мышцы, что Амброуз попросту не знает? Может ли человек быть настолько невинным, чтобы вступить в брак, не имея понятия о супружеских обязанностях и не подозревая о сексуальном взаимодействии между мужчиной и женщиной? Ей вспомнилась книга, которую она прочла много лет назад, еще когда только начала собирать непристойные тексты на сеновале в каретном флигеле. Двадцать лет или даже больше она о ней не вспоминала. По сравнению с остальными эта книга была еще довольно приличной, но теперь именно она пришла на ум. Она называлась «Плоды брака: наставления джентльменам по поводу сексуальных умений», а написал ее доктор Хоршт. Книга предназначалась в качестве пособия для супружеских пар.
По заявлению самого доктора Хоршта он написал эту книгу после того, как к нему на консультацию явилась скромная молодая христианская пара, не обладавшая абсолютно никакими знаниями о сексуальных отношениях — ни теоретическими, ни практическими. Очутившись в супружеской постели, они, к своему недоумению, столкнулись со столь странными чувствами и ощущениями,
Много лет назад эта книга вызвала у Альмы презрительную усмешку. То, что молодой человек не имел ни малейшего понятия о половой и мочевыделительной системе, казалось ей верхом глупости. Верно же, что таких людей не существует?
Но теперь она засомневалась.
Может, ей нужно ему показать?
В ту субботу Амброуз удалился в спальню раньше обычного, сказав, что хочет принять ванну перед ужином. Альма проследовала в комнату за ним. Села на кровать и стала слушать, как за дверью в большую фарфоровую ванну стекает вода. Она услышала, как он напевает. Он был счастлив. Ее же, напротив, испепеляли муки и сомнения. Он сейчас, верно, раздевается. Она услышала глухой всплеск — он забрался в ванну — и вздох наслаждения. Затем настала тишина.
Она встала и тоже разделась. Сняла с себя все: панталоны, нижнюю рубашку, даже вытащила шпильки из волос. Если бы ей было еще что снять, она бы сняла и это. Она знала, что нагота ее некрасива, но больше предложить ей было нечего. Подойдя к двери ванной комнаты, она облокотилась о нее и прислушалась, приложив к двери ухо. Делать то, что она собиралась, было необязательно. Были и другие варианты. Она могла научиться терпеть все так, как есть. Могла смиренно покориться, смириться с этим странным и невыносимым браком, который на самом деле браком не был. Могла научиться подавлять все чувства, что вызывал в ней Амброуз: свое желание, свое разочарование, свое чувство мучительного одиночества, несмотря на постоянное присутствие мужчины. Если бы она смогла побороть собственную страсть, то сохранила бы мужа, если его можно было так назвать.
Но нет. Нет, так она не сможет.
Альма повернула ручку, толкнула дверь и вошла как можно тише. Он повернул голову, и глаза его встревоженно расширились. Она ничего не говорила, и он тоже молчал. Она отвела взгляд и позволила себе увидеть все его тело в прохладной воде. Он лежал там во всей своей нагой красоте. Кожа его была молочно-белой, грудь и ноги намного белее рук. Волос на теле почти не было. Более совершенную красоту тяжело было представить.
Волновалась ли она, что у него вовсе не окажется гениталий? Воображала ли, что проблема в этом? Что ж, проблема была не в этом. Они у него были — совершенно нормальные гениталии, даже больше среднего. Она позволила себе внимательно разглядеть его милого зверька, это покачивающееся в воде белое существо, плавающее между его ног среди влажных лобковых камышей. Амброуз не шевелился. Его член тоже был неподвижен. Ему не нравилось, что его разглядывают. Она сразу это поняла. Альма достаточно времени провела в лесу, наблюдая за пугливыми зверьками, чтобы знать, когда зверек не хочет, чтобы его увидели, а этот зверек между ног Амброуза явно не хотел, чтобы его увидели. И все же она смотрела на него, потому что не могла отвести глаз. И Амброуз позволил ей это, но не потому, что хотел, а потому, что его словно парализовало.
Наконец она перевела взгляд на его лицо, отчаянно выискивая в нем хоть искру понимания или сочувствия. Он словно замер от страха. Но почему он боялся? Она села на пол рядом с ванной. Со стороны это выглядело почти как коленопреклонение, будто она молит его о чем-то. Хотя нет, она действительно молила его. Его правая рука с длинными заостренными пальцами лежала на краю ванной, вцепившись в ее край. Она отцепила ее, разгибая пальцы по одному. Он не сопротивлялся. Она взяла его руку и поднесла ее ко рту. Положила в рот три его пальца. Она ничего не могла с собой поделать. Хоть что-то от него должно было оказаться внутри нее. Ей хотелось укусить его, лишь бы его пальцы не выскользнули у нее изо рта. Ей не хотелось его пугать, но не хотелось и отпускать. И вот вместо того, чтобы укусить, она начала сосать. В своей жажде она была сосредоточенна. Ее губы издали звук — неприличный хлюпающий звук.