Происхождение всех вещей
Шрифт:
— Но куда ты уезжаешь?
Альма рассмеялась, не в силах сдержаться:
— Ох, Пруденс, если я скажу тебе, ты решишь, что я сошла с ума!
Artocarpus incisa.
Часть четвертая
Куратор Мхов
Глава двадцать первая
Альма Уиттакер отплыла на Таити в ноябре 1851 года, третьего дня.
В Лондоне для Всемирной выставки только что возвели Хрустальный дворец. В Парижской
52
Высшая награда Королевского общества Великобритании.
Она отправилась в путь, не взяв с собой ни горничной, ни компаньонки, ни проводника. Ханнеке де Гроот зарыдала на ее плече, узнав новость об ее отъезде, но быстро пришла в себя и распорядилась сшить для Альмы практичный дорожный гардероб: несколько простых, скромных платьев из прочного льна с крепкими пуговицами (не слишком отличавшихся от тех, что всегда носила сама Ханнеке), которые Альма сама могла бы легко заштопать. Одетая в эти платья, Альма и сама становилась похожа на служанку, но они были очень удобны и не сковывали движений. Альма даже удивилась, почему всю жизнь не одевалась так. К подолу Ханнеке пришила тайные кармашки, куда можно было спрятать деньги и другие ценные вещи.
— Ты всегда была так добра ко мне, — сказала Альма Ханнеке, увидев эти платья.
— Что ж, я буду по тебе скучать, — отвечала Ханнеке, — а когда уедешь, снова буду плакать, но признай же, дитя, мы обе уже слишком стары для больших перемен.
Пруденс подарила Альме на память браслет, сплетенный из прядей ее собственных волос (таких же, как прежде, прекрасных) и волос Ханнеке (напоминающих по цвету сталь). Женщина сама закрепила браслет на запястье сестры, и та пообещала никогда его не снимать.
— Более драгоценного подарка я и представить не могу, — дрогнувшим голосом произнесла Альма, и слова эти шли от чистого сердца.
Приняв решение отправиться на Таити, Альма сразу же написала преподобному Фрэнсису Уэллсу, миссионеру из залива Матавай, сообщив о том, что приедет и останется на неопределенный срок. Она знала, что, вполне возможно, случится так, что она прибудет в Папеэте раньше своего письма, но поделать тут было ничего нельзя. Альма должна была уплыть еще до того, как филадельфийская гавань покроется льдом. Ей не хотелось затягивать ожидание, ведь в таком случае она могла и передумать. Она могла лишь надеяться на то, что по прибытии на Таити ей будет где остановиться.
Три недели ушло на сборы. Альма точно знала, что нужно взять с собой, ведь не один десяток лет ей приходилось самой разъяснять ботаникам-коллекционерам, какие вещи необходимы для того, чтобы путешествие прошло безопасно и с пользой. Итак, она положила в багаж мышьяковое мыло, сапожный воск, бечевку, камфару, щипцы, пробку, коробочки для насекомых, пресс для гербария, несколько непромокаемых мешочков из индийского каучука, две дюжины карандашей, три пузырька черных чернил, жестяную коробочку с акварельными красками, кисточки, булавки, сетки, линзы, мастику, медную проволоку, маленькие скальпели, фланелевые тряпки, шелковую нить, аптечку и двадцать пять стопок бумаги (промокательной, писчей и простой коричневой). Она хотела также взять пистолет, но, поскольку не умела из него стрелять, решила, что придется довольствоваться скальпелем, используя его на близком расстоянии. Все это она бережно упаковала в сухой мох, как всегда поступали все уважающие себя первооткрыватели.
Готовясь к отплытию, Альма слышала голос своего отца, вспоминая все те моменты, когда писала под его диктовку или слышала, как он дает указания молодым ботаникам, собиравшимся отплыть в далекие края. «Будьте настороже и смотрите в оба, — говорил Генри. — Убедитесь, что, кроме вас, в экспедиции есть еще хотя бы один человек, который сможет написать или прочесть письмо. Понадобится найти воду — идите туда, куда пойдет собака. Будете голодать — ешьте насекомых, прежде чем тратить силы на охоту. Все, что ест птица, может есть и человек. Худшая опасность для вас — не змеи, не львы и не каннибалы; худшая опасность — нарывы на ногах, беспечность и усталость. Разборчиво пишите дневники и составляйте карты; если умрете, пусть будущим путешественникам пригодятся ваши записки. В чрезвычайном случае можно писать и кровью».
Альма знала, что в тропиках нужно носить светлое, чтобы не было жарко; что, если втереть в платье мыльную пену и оставить высохнуть на ночь, одежда станет водонепроницаемой; что непосредственно на теле нужно носить фланелевое белье; что ее встретят с благодарностью, если она привезет подарки миссионерам (свежие газеты, семена овощей, хинин, короткие топорики и стеклянные бутылки) и туземцам (хлопок с ярким рисунком, пуговицы, зеркала и ленты). Она упаковала один из своих драгоценных микроскопов — тот, что поменьше, — хотя и ужасно боялась, что он не переживет путешествия, взяла с собой блестящий новенький хронометр и маленький дорожный термометр.
Все это Альма разложила по сундукам и деревянным ящикам, которые сложила небольшой пирамидкой у входа в каретный флигель. Увидев вещи, необходимые ей для жизни, сложенные в небольшую кучку, Альмы испытала прилив паники. Как она выживет, имея так мало? Что станет делать без своей библиотеки? Как поступит, если под рукой не окажется ее гербария? Каково это будет — не получать каждый день почту, а ждать порой по полгода, чтобы узнать новости о родных или о происходящем в мире науки? Что, если корабль пойдет на дно и все эти необходимые вещи будут утеряны? Что она будет делать, не имея практически ничего? Альма вдруг прониклась симпатией ко всем тем молодым людям, кого отправляла в ботанические экспедиции в прошлом, — какой страх и какие сомнения они, должно быть испытывали, хотя старались казаться уверенными в себе! О некоторых из них она никогда больше ничего не слышала.
Все приготовления и сборы Альмы были направлены на то, чтобы создать впечатление, будто она — странствующий ботаник, однако на самом деле она ехала на Таити вовсе не на поиски редких видов растений. Истинная цель ее путешествия становилась ясна при взгляде на один любопытный предмет, спрятанный на дне одного из больших ящиков: она брала с собой кожаный портфель Амброуза, туго стянутый пряжками и набитый рисунками с изображением обнаженного таитянского мальчика. Она собиралась найти этого юношу (которого мысленно прозвала Мальчиком, с большой буквы) и была уверена, что сможет его найти. Она намеревалась искать его по всему острову, если потребуется; искать его как ботаник, точно он был редкой орхидеей. Она знала, что узнает его, как только увидит. Это лицо она не забудет до конца своих дней. В конце концов, Амброуз был блестящим художником и изобразил юношу отчетливо, как наяву. Амброуз словно оставил ей карту, и она теперь шла по ней.
Она не знала, что станет делать с Мальчиком, когда найдет его. Но знала, что непременно его отыщет.
Альма села на поезд до Бостона, провела три ночи в недорогой гостинице близ гавани (там все пропахло джином, табаком и потом бывших постояльцев) и оттуда двинулась в путь. Ее корабль назывался «Эллиот». Это было стодвадцатифутовое китобойное судно, широкое и увесистое, как старая кобыла; уже в двенадцатый раз с года постройки оно направлялось к Маркизским островам. За кругленькую сумму капитан согласился сделать крюк в восемьсот пятьдесят миль и доставить Альму на Таити.