Происхождение всех вещей
Шрифт:
— Да, преподобный Уэллс, — только и сумела вымолвить Альма.
Видимо, не заметив ее замешательства, преподобный Уэллс продолжал:
— Мало того, видите ли, я полюбил мистера Пайка как самого дорогого друга. Вы и представить не можете, как утешает душу общество умного собеседника в таком уединенном месте. Поистине я готов пройти много миль, чтобы вновь увидеть его лицо или снова по-дружески пожать ему руку, коль такое было бы возможно, но чуда, подобного этому, никогда не случится, доколе я жив, видите ли, ибо мистера Пайка призвали домой, на небо, мисс Уиттакер, а мы с вами остались здесь.
— Да, преподобный Уэллс, — повторила
— Можете звать меня брат Уэллс, — заметил он. — А мне позволите ли называть вас сестрой Уиттакер?
— Конечно, брат Уэллс, — отвечала она.
— Можете составить нам компанию во время вечерней молитвы, сестра Уиттакер. Правда, нам нужно поторопиться. Сегодня вечером мы начнем позднее обычного — я весь день был в коралловом саду и совсем потерял счет времени.
А, подумала Альма, в коралловом саду! Ну конечно же! Он весь день был в море, на коралловых рифах, а вовсе не трудился в саду.
— Благодарю вас, — промолвила Альма. Она снова взглянула на свой багаж и засомневалась. — Хочу спросить: где можно на время оставить свои вещи, чтобы те были в сохранности? В своем письме, брат Уэллс, я просила разрешения пожить некоторое время в поселке. Видите ли, я изучаю мхи и надеялась исследовать остров… — Она не договорила: от взгляда ясных и искренних голубых глаз этого человека ей становилось не по себе.
— Ну разумеется! — ответил преподобный.
Альма ждала, что он что-нибудь добавит, но он молчал. Надо же, он совсем не подозрителен! Ее приезд ничуть его не встревожил, будто эта встреча была запланирована еще десять лет назад.
— У меня достаточно денег, — не к месту добавила Альма, — и я могла бы предложить их миссии в обмен на жилье…
— Ну разумеется! — прощебетал преподобный те же слова.
— Я еще не решила, надолго ли останусь… И постараюсь не докучать вам… На особый комфорт я не рассчитываю… — Альма снова замолкла. Она отвечала на вопросы, которых он не задавал.
Со временем Альме предстояло узнать, что преподобный Уэллс никогда и никого ни о чем не расспрашивал, но в данный момент от этого ей было не по себе.
— Ну разумеется! — воскликнул он в третий раз. — Теперь же составьте нам компанию во время вечерней молитвы, сестра Уиттакер.
— Конечно, — согласилась Альма, покорившись.
Преподобный увел ее прочь от груды багажа — от всего, что ей принадлежало и имело для нее ценность, — и зашагал по направлению к церкви. Ей оставалось лишь последовать за ним.
Церковь была не более двадцати футов в длину. Внутри стояли ряды простых скамеек, а стены были выкрашены известью и сияли белизной. Зал тускло освещали четыре фонаря с китовым жиром. Альма насчитала восемнадцать прихожан; все были таитянами. Здесь было одиннадцать женщин и восемь мужчин. Она вгляделась в лица мужчин, насколько это представлялось возможным (Альма не хотела, чтобы ее сочли невежливой). Мальчика с рисунков Амброуза среди них не было. Мужчины были в простых брюках и рубашках европейского кроя, а женщины — в длинных, свободных платьях-ночнушках, встречавшихся Альме повсюду с тех пор, как она приехала. Большинство из них были в капорах, но одна — Альма узнала в ней суровую леди, прогнавшую мальчишек, — щеголяла в широкополой соломенной шляпе, украшенной затейливым сооружением из живых цветов.
Затем последовала самая необычная религиозная служба, которую когда-либо доводилось видеть Альме, да и к тому же самая короткая. Сперва прихожане спели гимн на таитянском. Музыка для слуха Альмы звучала странно — нестройно и резко, с наслоением голосов по принципу, оставшемуся для нее непонятным. Из музыкальных инструментов был лишь один барабан, на котором играл мальчик лет четырнадцати; он отбивал ритм, не вязавшийся со словами — или, по крайней мере, так казалось Альме. Сборника гимнов ни у кого в руках не было. Женские голоса пронзительно возвышались над мужским пением. Она не могла уловить мелодию этой странной музыки. Все пыталась расслышать знакомые слова (Иисус, Христос, Бог, Отец, Иегова), но не слышала и намека на узнаваемое звучание. Сидя в тишине, когда вокруг женщины пели так громко, Альма испытывала смущение. Она не могла принять участие в этом действе.
Альма думала, что по окончании пения преподобный Уэллс прочтет проповедь, но тот остался сидеть, склонив голову в молитве. Он даже не поднял глаза, когда грузная таитянка с цветами на голове встала и подошла к простой кафедре. Женщина зачитала короткий отрывок из Евангелия от Матфея. Альма поразилась, что та умела читать, да еще по-английски. Хотя Альма была не из тех, кто привык молиться, знакомые слова ее успокаивали. Блаженны нищие, кроткие, милостивые, чистые сердцем; блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать. Блаженны, блаженны, блаженны… Так много благословений, раздаваемых столь щедро.
Потом женщина закрыла Библию и, по-прежнему говоря по-английски, произнесла короткую, громкую и весьма любопытную проповедь.
— Мы рождаемся! — выкрикнула она. — Ползаем! Ходим! Плаваем! Трудимся! Рождаем детей! Старимся! Ходим с палкой! Но лишь в Господе нашем обретаем мир!
— Мир! — повторили собравшиеся.
— Если бы мы взлетели в небеса, Бог был бы там! Если бы уплыли в море, Бог был бы там! Если бы пошли по земле, Бог был бы там!
— Был бы! — воскликнули собравшиеся.
Женщина вытянула руки и несколько раз быстро раскрыла и закрыла ладони. Затем так же быстро раскрыла и закрыла рот. Задергалась, как марионетка на веревочках. Кое-кто в зале прыснул. Но женщину, кажется, смешки не обидели. Она перестала дергаться и прокричала:
— Взгляните на нас! Как ловко мы устроены! Сколько в нас шарниров!
— Шарниров! — повторили прихожане.
— Но шарниры заржавеют! И мы умрем! Лишь Бог останется!
— Останется! — воскликнул хор.
— У повелителя тел нет тела! Но он приносит нам мир!
— Мир! — повторили собравшиеся.
— Аминь! — завершила женщина в шляпе с цветами и вернулась на свое место.
— Аминь! — воскликнули прихожане.
Затем Фрэнсис Уэллс встал у алтаря и стал раздавать причастие. Альма заняла очередь с остальными. Преподобный Уэллс был такого маленького роста, что ей пришлось согнуться в талии почти пополам, чтобы причаститься. Вина не было; кровь Христову изображал кокосовый сок. Что касается плоти Христовой, то ее роль выполнял небольшой скатанный шарик чего-то липкого и сладкого — чего именно, Альма определить не смогла. Но проглотила с удовольствием, так как была очень голодна.