Происшествие на кладбище Пер-Лашез
Шрифт:
— Возможно, старик только прикинулся мертвым, — предположил Виктор.
— У меня пальцы были… в крови. Его перекинули через перила, а потом унесли труп — ловкий фокус, что и говорить. А зачем вы за ним следили, патрон?
Жозеф поежился, и Виктор с трудом скрыл улыбку.
— Эй, нечего на меня смотреть, словно я и есть убийца! Папаша Моску работает на Пер-Лашез, вот я и подумал, что он мог видеть там на прошлой неделе мадам де Валуа и Денизу.
— Ну конечно, — прошептал Жозеф. — Знаете, патрон, я много думал об этом деле. Во вторник утром, когда нас посетили графиня с племянницей, я слышал, как мадам де Гувелин говорила об одном ясновидящем, только имя она забыла. И я вспомнил, что Дениза на ярмарке бормотала о какой-то недоброй силе, будто бы витающей в квартире вашей бывшей лю… подруги. Она считала, что ясновидящая, к которой ходила мадам де Валуа, просто-напросто навела порчу на дом. Вам не кажется, что это след?
— Не знаю.
— Нужно все проверить. Дениза и вправду была напугана. Она даже не захотела погадать у феи Топаз, не показала ей ладонь, а когда я пошел взглянуть на реконструкцию знаменитых преступлений, осталась ждать снаружи. Ну, я настаивать не стал, зрелище и впрямь страшноватое…
— Ближе к делу.
— Думаю, я смогу найти эту самую ясновидящую. Она живет в доме рядом с панорамой, а на фасаде — голые тетки. Дениза говорила: «Мы поднялись на третий этаж». Господи, да будь я в форме, тотчас бы туда помчался.
— Никуда вы не пойдете! Принимайте лучше лекарства, вы нужны мне в магазине.
— Есть еще кое-что, патрон.
Жозеф пошарил под подушками, достал свой блокнот и показал Виктору загадочную фразу, обнаруженную на стене берлоги папаши Моску: «Где ты их спрятал? А.Д.В».
«Что означают эти буквы? — задумался Виктор. — Латинская надпись “Ad vitam” — “навечно”? Или “Ad valorem” — “в соответствии с ценностью”?»
— Внимание. Опасность. Мщение [22] , — предположил Жозеф.
22
По-французски: Attention, Danger, Vengeance.
— Эта надпись может означать все, что угодно. Не исключено, что ее сделали много лет назад.
Делясь сомнениями с Жозефом, Виктор вдруг подумал о медальоне Одетты и вспомнил слова мадам Валладье: комнату папаши Моску разгромили, значит, некто что-то искал.
— Еще одна деталь, патрон. На том месте, где должно было лежать тело, я нашел вот это. — На лице Жозефа появилось самодовольное выражение.
— Перчатки? И что с того? Куда они могут нас привести?
— Это улика, патрон, никогда не следует…
— …Пренебрегать уликами, согласен. А сейчас мне пора возвращаться в магазин. Лечитесь хорошенько. Позже я принесу вам супу, и мы обсудим план действий. Если буду новости, сообщу.
— Обещаете, патрон? Не пренебрегайте моей помощью, ладно? Сами видите, голова у меня варит!
Как только Виктор ушел, Жозеф спрятал перчатку.
Картины в светлых деревянных рамах были очень тяжелыми. Таша и Нинон вздохнули с облегчением, вскарабкавшись на седьмой этаж.
— Земля обетованная, — выдохнула Таша, доставая ключи от нового замка.
Войдя, девушки поставили картины у стены, и Таша заперла дверь.
— Виктор просил никому не открывать, и я чувствую себя одним из семерых сказочных козлят. У-у! Боюсь, боюсь, боюсь! Большой злой волк сидит в засаде!
— Да он просто хочет лишить тебя свободы, этот твой «победитель»! Восстанем против него! — воскликнула Нинон.
— Ты права! Мужчины слишком долго нами помыкали!
— Станем их повелительницами!
Нинон упала на стул, Таша плюхнулась на кровать, и обе весело расхохотались. Таша ни с кем близко не сходилась с тех пор, как покинула Россию. Нинон напоминала ей любимую старшую сестру Рахиль и лучшую подругу Дусю, хотя те были простодушны, а француженка отличалась вольностью нравов и речей.
— Без тебя я и за три похода к багетчику вряд ли управилась бы, а у него шаловливые ручонки… Спасибо!
— Не за что! В благодарность налей мне выпить.
— У меня только вода.
Когда Таша вернулась с кувшином и стаканом, Нинон стояла перед портретом Виктора, на котором он был изображен обнаженным.
— Красивый мужчина! Я охотно провела бы с ним время…
— Тебе мало Мориса?
— Хватает — за неимением лучшего.
— Ты никогда ничего не чувствуешь к мужчине?
— Очень редко. С чего бы мне блеять, как робкой овечке, у ног этих самодовольных, гордящихся своими рогами козлов? Пусть суетятся вокруг меня, а я буду принимать решение: «Тебя беру, а ты пошел прочь!» Картина чудо как хороша, ты ее выставляешь?
— Не шути так! Виктор с ума бы сошел, узнай он о твоем предложении!
— Это странно, стыдиться ему нечего, даже наоборот.
— Ладно, тогда я лучше уберу его.
Таша сняла холст с мольберта и прислонила к стене за пустыми рамами. Она выбрала два небольших холста — бледно-желтые, почти белые груши в компотнице и корзинку с апельсинами в голубоватом ореоле — и показала их Нинон.
— Как тебе?
— Не люблю натюрморты…
— А я обожаю работать над формой, цветом… Морис не желает, чтобы я занималась этим в «Золотом солнце», он и мои парижские крыши едва терпит.
— А ты не пробовала писать обнаженных женщин?
Удивленная вопросом Таша подняла глаза на Нинон и смутилась, увидев на ее лице чувственную и чуть насмешливую улыбку.
— Да, в мастерской, как обязательный сюжет. Таковы правила, сама знаешь… Но я больше люблю писать мужчин.
— И напрасно. Женское тело прекрасно, оно должно хорошо продаваться. Если надумаешь, я стану твоей моделью.
Таша покраснела.
— В моем предложении нет ничего двусмысленного, обещаю вести себя благоразумно и позировать бесплатно.
Смущение Таша как рукой сняло. Это весьма заманчивое предложение. К чему отказываться? Во всяком случае, если у нее ничего не выйдет, Нинон хотя бы не станет над ней издеваться.
— Договорились, попробуем после выставки.
На лестнице они столкнулись с Хельгой Беккер, которая несла под мышкой длинный бумажный рулон.
— Взгляните, что за прелесть! Я слегка потянула, и он отклеился. Я их коллекционирую, уже собрала пятнадцать штук, — объяснила она, разворачивая рекламную афишу, на которой была изображена прелестная молодая женщина в канотье и юбке-брюках, крутящая педали велосипеда среди гусиного стада. На ядовито-желтом фоне красовалась надпись большими синими буквами: «Велосипед Руайяль вывезет вас на королевский путь».