Происшествия. Фантастика. Фронтовые и исторические хроники
Шрифт:
Я смотрел на ее вечно живую, вечно новую, вечно изменчивую поверхность и почему-то вспоминал древних греков, которые считали воду первоматерией, основой всего существующего.
– Красота какая, – сказал я, обращаясь к Анюте.
Но она вдруг посмотрела на меня как-то странно.
– Ты созерцатель, – сказала она. – А скажи, глядя на эту реку у тебя никогда не появлялось желание переплыть ее?
Она назвала меня «созерцателем» и это слово прозвучало обидно, хотя признаться, сумасшедшего желания переплыть протоку у меня действительно никогда не появлялось.
Тогда она обратилась к Андрею.
– Как ты думаешь, я переплыву протоку?
– Брось, – лениво сказал Андрей. – Такие шутки обычно кончаются плохо.
– А ты переплыл бы? – спросила она его.
– Может быть.
Андрей не смотрел в ее сторону и речь его была нарочито медлительной. Мне всегда казалось, что он считает себя третьим в нашем обществе и поэтому старается держаться несколько обособленно. Но Анюта ему нравилась. Я чувствовал это.
Анюта, между тем, поднялась и подошла к кромке воды. Протока была не широка и как будто без камней, но стремительность течения была здесь не меньше чем в главном русле, ей это было известно также хорошо как и нам.
– Не дури, – все также лениво предупредил ее Андрей.
Я смотрел на нее, по-прежнему уверенный, что она не осуществит своего сумасбродного замысла.
Но Анюта вдруг резко взмахнула руками и кинулась в воду.
Мы с Андреем вскочили, как будто подброшенные землетрясением. Протока имела изгиб выпуклой стороной к нашему берегу. Ее сносило быстро и неудержимо, и хотя Анюта упорно и даже отчаянно старалась пробиться к острову, но никак не могла преодолеть стрежень. Ее проносило мимо и было страшно даже подумать, что произойдет, когда из протоки ее вынесет в порожистое русло.
– «Бежать! Кинуться наперерез! Хотелось толчком помочь ей выбраться из бешенной струи!»
Я не успел еще подумать об этом, как оказалось, что мы с Андреем уже бежим по каменистому берегу, бежим изо всех сил. Надо обогнать ее, иначе никакого смысла кидаться в воду. В воде ее не догонишь.
Но и по берегу догнать ее было не так просто. Огромные валуны загромождали берег. Их надо было обходить, прыгать с одного на другой и еще неведомо что надо было делать, чтобы поспевать за ней, поспевать хотя бы не теряя ее из виду.
Анюта никогда не производила впечатления сильной женщины, а тут посредине протоки ее фигурка казалась особенно маленькой и беспомощной. И вот я все-таки потерял ее из виду.
А когда, задыхаясь от быстрого бега, я вскочил на камень повыше… Анюта уже плыла по ту сторону быстрины. Судорожными взмахами рук, последними усилиями она выгребала к откосу. Еще бы чуть-чуть и ей бы не выбраться.
Но вот она на спасительном берегу, ухватилась за камни, дышит тяжело и глубоко. Потом поднялась и помахала нам рукой, как ни в чем ни бывало.
Андрей кричал ей, чтобы она не смела плыть обратно, чтобы отдохнула пока он сбегает за веревкой и организует переправу. Она кивнула головой в знак согласия и легла на камни. Она лежала на камнях и мне казалось, что она уже мертвая, а я сидел на этом берегу, бессильный ей чем-нибудь помочь, и смотрел
Вернулся Андрей. Смотав веревку кольцами, он старался забросить ее на другой берег, но как только веревка касалась воды, ее тот час же сносило.
– Не надо, – крикнула Анюта. Она поднялась и прошла к верхней части острова.
Обратно плыть было легче. Та самая струя, которая раньше относила ее от острова, теперь благополучно прибила к нашему берегу. Вскоре Анюта стояла рядом с нами. Андрей, злой и сумрачный, свертывал кольцами мокрую веревку и молчал. А она заглядывала ему в глаза и смеялась.
Чему она смеялась?
Потом, вечером, в палатке, она говорила мне:
– Андрей очень славный, не правда ли?
Мне было не очень приятно слушать подобные высказывания и она видимо почувствовала это. Взяв меня за руку повыше кисти, она сказала как можно ласковей:
– Ну что ты нос повесил. Ведь мы с тобой друзья.
Да, мы были друзьями, но разве настоящие друзья напоминают об этом?
Друзья! Мне всегда казалось, что это слово соединяет меня с ней.
Для меня слово – друг! – синоним любви, синоним чувства, которому нет края, нет предела. А для нее, оказалось, под понятием «друг» подразумевался определенный круг отношений, ограниченный узкими рамками «дружбы»… Какой дружбы? – спрашивал я сам себя. – Разве дружба может быть чем-то ограничена? Разве дружба сама по себе может являться ограничением?
Но ее прикосновение имело удивительную власть надо мной. И я успокоился, поверил ей. Да разве я мог ей не верить?!…»
Глаза мои устали. Неровные строчки сливались в одну. Я отложил дневник и задумался. Темная ночь скрывала трех человек, судьбы которых и характеры вставали передо мной в самом обнаженном, самом откровенном виде. Двое спали сейчас в палатке там, на леднике, третий лежал погребенный снеговой лавиной.
Печальный конец неизвестного мне продолжения. Неужели тот, третий, Антон, не понимал, что происходит? Неужели он не понимал, что настоящая любовь пришла к Анюте только сейчас. Что это вроде прозрения и ничего с ним нельзя поделать.
Мне так хотелось узнать, что же понял Антон, так хотелось, чтобы он понял все правильно и поступил правильно, что несмотря на то, что глаза мои еще не отдохнули, я снова взял дневник.
«…Я не могу ей не верить, – с новой строки писал дальше Антон, – но и не могу уже верить безоговорочно. И если раньше я замечал только то, что могло подтвердить ее любовь ко мне, то теперь стал замечать и то, что отделяет ее от меня. А таких фактов не мало. Однажды она хотела вымыть голову и уже согрела воду, когда подошел Андрей – он уходил разведывать тропу. Она забыла обо всем, кинулась разогревать ему ужин. Он сидел к ней спиной и ел, а она неотрывно смотрела ему в затылок, нежным, ничего кроме него невидящим взглядом. В другой раз я вошел в палатку и увидел, как она поспешно отдернула руку от него, мне показалось, что она перебирала его волосы.